Хуэй-цзу (лао хуэй-хуэй — «почтенные, правоверные мусульмане»[1]; кит.упр.回族, пиньиньhuízú[2], то есть «народность хуэй») — одно из 56 официально признанных национальных меньшинств (кит.упр.民族, пиньиньmínzú) КНР. Их отличие от ханьцев состоит не в наличии особого языка (они разговаривают на тех же диалектах китайского языка, что и ханьское население местностей, где они живут, хотя и с присутствием некоторых слов, характерных для их культуры, и пишут стандартной китайской письменностью), а в том, что они в течение многих веков исповедуют ислам (ханафитского толка) и являются носителями исламского культурного наследия[3][4].
Хотя в официальных китайских материалах, посвящённых языку и письменности национальных меньшинств, в качестве родного языка для хуэй указан китайский, этот этноним употребляется также в отношении небольшой группы уцулов, живущих на Хайнане. Уцулы также исповедуют ислам, но говорят на языке, который не является родственным китайскому[5].
Китаеязычные мусульмане имеют разное происхождение. Ислам впервые проник в Китай при династии Тан (618—907 гг.) по двум не связанным друг с другом направлениям — северо-западному сухопутному, вдоль Великого шёлкового пути, и юго-восточному морскому. В 742 г. императором Сюаньцзуном (玄宗) была основана мечеть в находившейся на Великом шелковом пути столице танской империи Чанъане — современном административном центре северо-западной пров. Шэньси городе Сиань (сейчас мечеть называется Сиань цинчжэнь дасы (西安清真大寺), или «Большая сианьская мечеть»). Одновременно в портовых городах юго-восточного Китая, которые относятся к ареалу далеко отстоящих от современного пекинского диалекта южных диалектов китайского языка, начали селиться арабские и персидские торговцы. Позже, при монгольской династии Юань (1271—1368 гг.), выходцы из мусульманских стран (в числе т. н. «цветноглазые») занимали второе место в общественной иерархии после монголов и использовались на высоких государственных должностях (см. Сеид Аджаль Шамсуддин).
Минская эпоха — ассимиляция
К середине или концу Минской эпохи китайский язык стал родным для мусульман почти повсеместно в империи (за исключением таких групп, как дунсяне или салары), и лишь ахуны (муллы) могли говорить и писать по-арабски и по-персидски. Чтобы передавать знания Корана и этих языков из поколения в поколение в китайскоязычной среде, была развита система
исламских школ с более или менее стандартной программой, получивших название цзинтан цзяоюй (经堂教育, jingtang jiaoyu), то есть «образование в Доме Корана», формализацию которой обычно связывают с именем Ху Дэнчжоу (胡登洲, Hu Dengzhou), ахуна середины XVI в. из Шэньси[6].
Для облегчения обучения в исламских школах появились две интересные системы письменности. С одной стороны, некоторые школы системы цзинтан цзяоюй (главным образом в Шэньси) стали использовать китайские иероглифы для объяснения произношения арабских слов ученикам, для которых китайская письменность была ближе, чем арабская. Это, однако, было сравнительной редкостью, так как большинство мусульман на северо-западе Китая были мало знакомо с китайской иероглификой, но обучалось арабскому письму в медресе. В их среде получила распространение система, получившая название сяоэрцзин: использование арабского алфавита для записи текстов на китайском языке[6].
Цинская эра — суфизм и восстания
Начиная с середины XVII в., в первые десятилетия Цинского правления в Китае, суфизм начинает проникать в империю под влиянием экспедиций кашгарского мюршидаАппак Ходжи в тогдашнюю провинцию Ганьсу (включавшую в Цинские времена и нынешний Цинхай). В XVIII в. духовные наследники Аппак Ходжи, ганьсуйские ахуныМа Лайчи и Ма Минсинь, провели годы в Аравии, и вернувшись на родину, создали суфийские братства, получившие названия «Куфия» и «Джахрия». Их названия происходят от арабских слов, отражающих наиболее заметное внешнее отличие их обрядности: повторение зикра про себя или вслух. Приверженцы Куфии и Джахрии играли большую роль в истории хуэйского (дунганского), дунсянского и саларского народов в течение последующих двух веков[7].
Во время Династии Цин хуэйцзу, как и другие мусульмане Китая, неоднократно участвовали в народных восстаниях, самым крупным из которых было Дунганско-уйгурское восстание 1862—1877 гг. В результате разгрома восстания цинскими войсками во главе с Цзо Цзунтаном карта расселения хуэйского населения претерпела значительные изменения. Хуэйцы некоторых районов понесли значительные потери (к примеру, более тысячи защитников Цзиньцзипу на севере Нинся во главе со своим вождём, джахрийским мюршидомМа Хуалуном, были убиты после того, как их крепость пала в 1871 г; подобная же резня около 7000 хуэйцев имела место и после падения Сучжоу) в 1873 г. Другие были переселены на новые места по соображениям государственной безопасности: например, повстанцы, отступившие из долины реки Вэй в южном Шэньси, были водворены на засушливые неплодородные возвышенности южного Нинся и прилегающих районов Ганьсу; мусульмане стратегически важного «Коридора Ганьсу», оставшиеся в живых после резни в Сучжоу, были перемещены в южное Ганьсу. Некоторые группы смогли найти приют в пределах Российской империи (см. дунгане). С другой стороны, руководители восстания в Хэчжоу — Ма Чжаньао и Ма Цяньлин — перешли на стороны цинских властей; впоследствии их дети и внуки играли немалую роль в управлении хуэйскими землями северо-западного Китая[8].
Вскоре после прибытия в эти края в 1935 г. китайской Красной армии, совершившей Великий поход из южного Китая, многие рядовые хуэйцы, недовольные налоговым гнетом правителей Ма, присоединились к Красной армии, в которой появились целые мусульманские полки. Многие солдаты Ма также перешли на сторону коммунистов. Как отмечал Эдгар Сноу, посетивший Красную армию в Шэньси, Ганьсу и Нинся в 1936 г., бойцы-мусульмане активно участвовали в боевой и политической подготовке, а из всех классиков марксизма-ленинизма особенно уважали Карла Маркса, которого они прозвали «Бородач Ма» (马大胡子, Ма Да Хуцзы)[9].
Терминология
Этноним хуэй (хуэйхуэй) был зафиксирован ещё до начала монгольского правления в письменных источниках, датированных династией Северная Сун (960—1127 гг.). Тогда он употреблялся в качестве общего названия для ряда народов, обитавших в пределах современного северо-западного Китая, вне зависимости от их вероисповедания. Начиная с эпохи Юань и вплоть до середины XX в. слово хуэйхуэй, напротив, ассоциировалось с исламскими народами и исламом вообще (ср., однако, современные термины исыланьцзяо (伊斯兰教) «ислам», мусылинь «мусульманин», «мусульманский»)[10]. На китайский язык разные по своему происхождению группы мусульман перешли уже после завершения монгольского правления — в конце следующей эпохи Мин. Тем не менее, этноним хуэй, хуэйцзу был официально соотнесён с теми «окитаившимися» мусульманами и их потомками от смешанных браков, которые употребляют китайский язык в качестве родного, только после образования КНР.
Динамика численности хуэй (по данным всекитайских переписей населения)
Согласно переписи 1990 г.[12], в КНР насчитывалось 8,6 миллиона хуэй.
По переписи 2000 г., это число увеличилось до 9,8 миллиона[13], из которых 45 % жили в городах и 55 % — в сельской местности.
Хуэй являются титульной национальностью небольшого Нинся-Хуэйского автономного района, но там живёт только небольшая их часть (в 2000 г. 1,86 млн, то есть 18,9 % от общего числа хуэй в КНР). Китаеязычные мусульмане живут не только по всему северному Китаю, от Синьцзяна до Пекина и Ляонина, но также и в различных других районах страны. Автономные округа и уезды хуэй созданы в следующих автономных районах/провинциях КНР:
Потомками хуэй, переселившимися из Китая, являются дунгане — народ, проживающий в Киргизии, Южном Казахстане и Узбекистане. Самоназвание дунган — хуэйхуэй, хуэймин «народ хуэй», лохуэйхуэй «почтенные хуэйхуэй» или җун-ян жын («люди Центральной равнины»). Свой язык (см. дунганский язык) они соответственно именуют «языком народности хуэй (хуэйзў йүян)» или «языком Центральной равнины» (җун-ян хуа).
↑Хотя первый слог пишется в системе пиньинь как huí, произносится он как [xuəi], что и отражено в написании системой Палладия для того, чтобы избежать неблагозвучия в русском языке. Ср. на официальных советских и российских картах: Нинся-Хуэйский автономный район.
↑Кадырбаев, 2013, Свою веру мусульмане называют не хуэй цзяо («мусульманское учение»), как это принято в Китае официально, а Цинь-чжэнь цзяо («Чистое подлинное учение»)), с. 228.
↑Edgar Snow, «Red Star Over China» («Красная звезда над Китаем»). Глава 4, «Moslem and Marxist» (Мусульмане и марксисты). Многочисленные издания. (англ.)
↑Кадырбаев, 2013, Тогда же, в период Юань, вошло в обиход традиционное наименование китайских мусульман — (что в переводе с китайского дословно означает «мусульманин». — А. К.), а среди самих хуэй, или дунган, — ло-хуэй-хуэй («почтенные мусульмане»). Никогда ещё, ни раньше, ни в последующие времена истории Китая мусульмане не играли такой заметной роли в государственной, научной и культурной жизни страны, как это было в эпоху Юань при власти монголов, что способствовало возникновению такого феномена, как симбиотическая юаньская культура, неотъемлемой частью которой является и мусульманский компонент., с. 228.
↑Ставров И. В. Тенденции демографического развития неханьских национальностей Северо-Восточного Китая (начало XXI века) // Вестник Дальневосточного отделения Российской академии наук. — 2013. — № 4 (170). — С. 148
Кадырбаев А. Ш."Мусульманские" языки и мусульманский Ренессанс в Китае при Юань // Общество и государство в Китае / Редколл.: А. И. Кобзев и др.. — М.: ФГОУН ИВ РАН, 2013. — Т. XLIII, ч. I. — 684 с. — (Учёные записки ИВ РАН. Отдела Китая. Вып. 8.).
Кафаров П. Китайская литература магометан // Труды Восточного отдела Русского археологического общества. — 1887. — Т. 17.
Кучера С. Р.Проблема преемственности китайской культурной традиции при династии Юань // Роль традиций в истории и культуре Китая / Отв. ред. Л. С. Васильев. — М.: Наука, 1972. — 375 с.
Brinkley Frank.Japan [and China: China; its history, arts and literature] (англ.). — LONDON 34 HENRIETTA STREET, W. C. AND EDINBURGH: Jack, 1904. — Vol. Volume 10 of Japan [and China]: Its History, Arts and Literature. — P. 149, 150, 151, 152. Original from Princeton University
Hillman, Ben. The Rise of the Community in Rural China: Village Politics, Cultural Identity and Religious Revival in a Hui Hamlet (англ.) // The China Journal : journal. — 2004. — Vol. 51. — P. 53—73.