Отношение Иосифа Сталина к религии менялось со временем. В то же время, его отличала последовательность в части преследования прагматических целей выживания и экспансии коммунистического режима. Некоторым исследователям отношение Сталина к религии представляется неоднозначным.

Целый ряд современных зарубежных и отечественных учёных привлекают стихотворения Иосифа Джугашвили, созданные им в 1895—1896 года и опубликованные в грузинской прессе этих лет для анализа взглядов юного Сталина на религию. Так, Профессор Оксфордского университета Рональд Фрэнсис Хингли в книге «Сталин: Человек и Легенда» (1974) писал, что, если приписываемые Сталину стихотворения действительно принадлежат ему, то они выдают «сентиментальность, которая редко присутствует где-либо ещё в его суровой карьере». Также в них присутствуют отдельные призывы к Всевышнему, что предполагает его верность идеологии, от которой он впоследствии отрёкся или даже никогда не принимал^[1].

Старший научный сотрудник Института российской истории РАН, кандидат исторических наук Игорь Курляндский, основываясь на архивных данных (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 665. Л. 17^[2]), в монографии «Сталин, власть, религия (религиозный и церковный факторы во внутренней политике советского государства 1922—1953 гг.)» (2011) приписывает юному Иосифу Джугашвили ещё одно стихотворение, сохранившееся только в рукописи, поэтому проигнорированное другими исследователями. Оно написано, по словам автора монографии, во время проживания в Гори. Это — четверостишие под названием «Коле Кавсадзе». В нём, по мнению Курляндского, звучит «уникальный для Иосифа мотив церковного заступничества». Упоминаемая в тексте стихотворения «Гардживари» — церковь вблизи родного города Джугашвили Гори^[3].

Публицист Р. А. Медведев приводит высказывание Сталина об антирелигиозной литературе как о «макулатуре»^[4]. В то же время и Ленин, как рассказывала Н. К. Крупская, неоднократно говорил ей о вреде «поверхностной, наскокистой антирелигиозной пропаганды»^[5].

Со ссылкой на решения XII съезда РКП(б), Сталин издал 16 августа 1923 года циркулярное письмо № 30 «Об отношении к религиозным организациям» всем губернским комитетам РКП(б) с требованием запретить закрытие церквей «по мотивам неисполнения административных распоряжений о регистрации», а также за неуплату налогов, аресты «религиозного характера», если они не имеют связи с контрреволюционными деяниями. В циркуляре имели место предостережения от гонений на верующих, поскольку «гонения только укрепляют религиозные предрассудки».^[6][7] 14 ноября 1936 года постановлением Комитета по делам искусств за глумление над Крещением Руси была запрещена пьеса Демьяна Бедного «Богатыри», поставленная в московском Камерном театре режиссёром Александром Таировым. В пьесе былинные богатыри выступали в роли жандармской охранки; Владимир Святой к концу спектакля принимал образ царя-держиморды. О том, что эта пьеса была запрещена не без указания Сталина, свидетельствует тот факт, что за несколько лет до этого (12 декабря 1930) в письме Демьяну Бедному Сталин подверг критике его уничижительные высказывания о русском народе. Сталин обращал внимание на то, что Бедный фактически изображает Россию как «сосуд мерзости и запустения», представляет «лень и стремление сидеть на печке, как национальную черту русских». Сталин назвал подобные высказывания Демьяна Бедного «клеветой на наш народ».^[8]

Существует расхожее мнение о том, что Сталин якобы воздерживался от негативных высказываний по религиозному вопросу. Известный историк Игорь Курляндский в своей книге «Сталин, власть, религия»^[9] приводит ряд таких высказываний. Некоторые из них (в сильно отредактированном виде) попали в газеты и в собрание сочинений Сталина, другие — нет (Курляндский приводит их тексты из неправленных стенограмм). Так, например, на встрече с рабселькорами 4 декабря 1928 года (стенограмма не публиковалась) Сталин выражал своё восхищение проведенной в 1922 году кампанией по изъятию ценностей у церкви в связи с голодом и умелым сталкиванием церкви и голодающих:

«Нам удалось противопоставить религиозным стремлениям попов нужды рабочего населения. Вот имеются драгоценности в церкви, нужно их изъять, продать и купить хлеба. Чувства голода, интересы голода противопоставили религиозным стремлениям попов. Это была ловкая постановка вопроса. Это не против по теоретическим соображениям на попов пошли, а на основе голода, недорода, неурожая в стране. Драгоценности в церкви, дайте их, накормим людей, и против этого крыть нечем, возражать нечего, даже самому верующему человеку, — голод».^{[10][неавторитетный источник]}

С другой стороны, 15 мая 1932 года в СССР была объявлена кампания, официальной целью которой провозглашалось полное искоренение религии в стране к 1 мая 1937 года. К 1939 году количество храмов, продолжающих функционировать в СССР, сократилось до нескольких сотен, а епархиальные структуры были полностью уничтожены. В ходе Большого террора с личной санкции Сталина был расстрелян архиепископ Питирим (Крылов) ^{[11][неавторитетный источник]}

В выступлении по радио 3 июля 1941 года в связи с началом Великой Отечественной войны Сталин, помимо обращений «Товарищи», «Граждане» использовал обращение «Братья и сёстры», в чём кто-то^[кто?] усматривает религиозный подтекст^[12].

Военная ситуация подтолкнула советскую власть к изменению религиозной политики: с одной стороны, нужно было что-то противопоставить немецкой пропаганде, направленной на верующих, и активному открытию храмов (не только православных) на оккупированных территориях, с другой — патриотическая позиция практических всех религиозных объединений на контролируемой советскими властями территории позволяла последним рассчитывать на материальную и политическую поддержку со стороны первых (что впоследствии оправдалось), с третьей — оказавшись в неожиданной коалиции с западными союзниками, СССР больше не мог полностью игнорировать озабоченность западных демократий насчёт прав верующих в СССР.

В октябре 1941 года Патриархии и иным религиозным центрам было предписано централизованно покинуть Москву.

В феврале 1942 Патриархия смогла возобновить издательскую деятельность, а в пасхальную ночь того же года (как и последующих военных годов) в нескольких крупных городах, включая Москву и Ленинград, было разрешено проведение крестных ходов, для чего были отменены комендантские часы^[13].

В годы войны Сталин регулярно отвечал на телеграммы религиозных деятелей разных конфессий, рапортовавших ему о пожертвованиях в Фонд обороны. Эти телеграммы широко публиковались в газетах. Всего за годы войны православными верующими и духовенством было собрано для Фонда обороны более 300 млн^[13] рублей, не считая пожертвованных материальных ценностей.

К началу освобождения Украины в январе 1943 года, на территории которой в годы оккупации произошло бурное религиозное возрождение, по вышеупомянутым причинам сложились обстоятельства для начала легализации РПЦ. 5 января митрополит Сергий в телеграмме попросил Сталина открыть Патриархии банковский счёт для централизованного внесения собранных средств, на что тот согласился^[13]. Таким образом процесс легализации был запущен.

Начиная с весны 1943 года в руководстве страны обсуждались варианты проведения нового курса в религиозной политике, руководство процессом предполагалось поручить органам госбезопасности, но открытый контроль ГБ за церковью сильно ударил бы по репутации советского правительства, поэтому было решено учредить формально самостоятельный орган при Совнаркоме^[13].

Параллельно в то же время Наркоматом госбезопасности^[13] готовилась встреча Сталина с руководством Московской Патриархии, в ходе которой он мог бы продемонстрировать «заботу о верующих и духовенстве». Она состоялась 4 сентября 1943 года, подробнее см. ниже.

В итоге «перемены курса» за пять последующих лет (1944—1948) на территории СССР, где к началу Второй мировой войны оставалось, по разным данным, от 150 до 400 действующих приходов, были открыты сотни храмов и даже один монастырь — Троице-Сергиева лавра. Были зарегистрированы как «фактически действующие» и тысячи храмов, открытых самими верующими на оккупированных территориях; количество православных общин (включая «воссоединившиеся» униатские) дошло, по некоторым сведениям, до 22 тысяч. Подавляющая часть находившегося в лагерях духовенства была освобождена из заключения. Прекратились прямые гонения на верующих со стороны «Союза воинствующих безбожников». Государство фактически прекратило поддержку обновленческих структур, которые к 1946 году полностью ликвидировались.

Но с осени 1948 года, после проведения в Москве Совещания глав и представителей православных Церквей, итоги которого были разочаровывающими с точки зрения продвижения внешнеполитических интересов Кремля, прежняя репрессивная политика была в значительной мере возобновлена^{[источник не указан 756 дней]}.

Согласно записке офицера НКГБ Г. Г. Карпова^[14], 4 сентября 1943 года Сталин (присутствовали также Карпов и В. М. Молотов) принял митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича); в ходе беседы было принято решение об избрании Патриарха^[15], открытии духовных учебных заведений; согласовано решение о создании органа для взаимодействия РПЦ с правительством — Совета по делам Русской православной церкви при СНК. В ответ на поднятую митрополитом Сергием тему о преследовании духовенства, о необходимости увеличения числа приходов, об освобождении архиереев и священников, находившихся в ссылках, тюрьмах, лагерях и о предоставлении возможности беспрепятственного совершения богослужений, свободного передвижения по стране и прописки в городах — Сталин тут же дал поручения «изучить вопрос». Он, в свою очередь, предложил Сергию подготовить списки священников, находящихся в заточении. 27 октября 1943 года Патриарх Сергий представил список из 26 имён (24 епископа, 1 архимандрит и 1 протоиерей)^[16]. Из этого списка лишь один священнослужитель не был расстрелян — епископ Николай (Могилевский), но и он ещё более полутора лет оставался в заключении. В качестве резиденции Патриарху было предоставлено здание бывшей резиденции послов Германии в СССР (Чистый переулок, д. 5).

10 апреля 1945 года Сталин принял новоизбранного Патриарха Алексия, митрополита Николая и протопресвитера Николая Колчицкого^{[17][уточнить]}. На ней шла речь прежде всего о задачах Патриархии в области международных отношений (запись беседы остаётся неопубликованной)^{[источник не указан 756 дней]}.

19 апреля 1945 года состоялся приём Сталиным Генерального викария Эчмиадзинского Католикосата митрополита Геворга (Чеорекчяна). Сталин дал поручение оказать необходимую помощь Эчмиадзину в проведении церковного Собора; на письменное Обращение, которое включало в себя просьбы о возвращении верующим церковных зданий, имущества, реликвий, разрешении выезда церковных делегаций за границу и открытии банковского счета наложил резолюцию в одно слово: «Согласен».^{[источник не указан 756 дней]}

Существует множество мифических сказаний о якобы имевшем место прибегании Сталина к молитвенной помощи Церкви во время войны, но никаких серьёзных документов, которые бы подтверждали это, нет^[18][19]. В статье православного историка Сергея Фомина «Война, Церковь, Сталин и митрополит Илия» по этой теме содержатся, в числе прочего, следующие сведения:

(в этом же источнике говорится также о том, что «в 1942-м самолёт с Казанской иконой Пресвятой Богородицы облетел Сталинград — факт, который подтвердил в беседе с писателем Юрием Бондаревым маршал Г. К. Жуков»)^[20]. Авторы фильма «История России. XX век»^[21] упоминают также блокадный Ленинград: «Молебны были. Это зафиксировано. Был и облёт Сталинграда с Казанской иконой. Это также подтверждено. И это позволяет обоснованно предположить, что воздушные крестные ходы также состоялись и в Ленинграде, и в Москве». Однако конкретных ссылок на источники, свидетельства очевидцев или архивы, подтверждающие их версию, они не дают.

Изменение политики в отношении РПЦ вызывает многочисленные споры в среде исследователей. Высказываются версии от преднамеренного использования Сталиным церковных кругов для подчинения себе народа^[22][23], до мнений, что Сталин оставался тайно верующим человеком^[24][25]. Последнее мнение содержится в рассказе Артёма Сергеева, воспитывавшегося в доме Сталина^[26]. Также, по воспоминаниям телохранителя Сталина Юрия Соловьёва, Сталин молился в церкви в Кремле, которая находилась по пути в кинозал. Сам Юрий Соловьёв оставался вне церкви, но мог видеть Сталина через окно^[27]. По свидетельству внука Сталина А. В. Бурдонского, Сталин исповедовался. «Священника трясли при Хрущёве со страшной силой, но он ничего не сказал», — утверждает Бурдонский^[28]. В некоторых источниках православно-монархического толка называется и имя священнослужителя, по легенде, исповедовавшего Сталина, — митрополит Николай (Ярушевич)^[29]. Православная газета «Вечный зов» приводит свидетельство бывшего секретаря Боржомского райкома партии Д. Ломошвили, который сообщил о разговоре Сталина с матерью, в котором он по её требованию поклялся в том, что «не убивал царя» и перекрестился^[30].

По мнению многих исследователей, реальная подоплёка временного изменения репрессивной политики в отношении Церкви объяснялась соображениями преимущественно внешнеполитической целесообразности. (См. статью История Русской Церкви)

• Религия в СССР
• Матрона и Сталин

• Сарнов, Б. М. Сталин и писатели, книга первая. — М.: Эксмо, 2008. — 832 с. — ISBN 978-5-699-24794-3.
• Фирсов С. Л. Небожественная комедия. «Православный» сталинизм: к истории появления и развития одной социальной болезни // Церковь и время. Научно-богословский и церковно-общественный журнал. 2020. — № 4 (93). — Октябрь-Декабрь. — С. 183—262.
• Галкин А. К. «Мало просите…»: к истории беседы И. В. Сталина с тремя митрополитами в ночь на 5 сентября 1943 года // Вестник Свято-Филаретовского института. — 2023. — № 45. — С. 91-119. — doi:10.25803/26587599_2023_45_91.