Распространение церковнославянского языка в разных славянских странах сопровождалось его адаптацией к особенностям местных славянских языков. В результате уже с IX–X веков возникали территориальные разновидности языка — его изводы (варианты)[3].
Термин «церковнославянский язык» впервые появился в «Рассуждении о славянском языке» А. X. Востокова (1820) и указывает на преимущественно церковную сферу его использования. В филологических текстах древних славянских книжников и филологов Нового времени церковнославянский язык назывался «словенский», «славенский», «славянщина». В филологической литературе до сих пор используется термин «славянизмы» в значении «церковнославянизмы». Поскольку церковнославянский язык развивался из старославянского и нет принципиальных различий между тем языком, который создали Кирилл и Мефодий, и тем, каким он становился в дальнейшем, в понятие «церковнославянский язык» нередко включается и старославянский язык[7].
История
Старославянский язык (ранняя форма церковнославянского) восходит к солунскому диалекту древнеболгарского языка[8][9][10], родному для создателей письменного старославянского языка Кирилла и Мефодия[11][12], хотя за время своего бытования он подвергся грамматическим и фонетическим упрощениям (в частности, исчезли носовые и редуцированные гласные) и сближению с живыми языками стран, в которых он бытует. Впервые был введён в культурный обиход в Великой Моравии[13].
В Моравии Кирилл и Мефодий вместе с учениками переводили церковные книги с греческого на старославянский язык, обучали славян чтению, письму и ведению богослужения на старославянском языке. В 869 году в Риме Кирилл умер, а Мефодий в следующем году вернулся в Моравию уже в звании архиепископа. После смерти Мефодия его преемником в Моравии стал его ученик Горазд Охридский.
При Горазде противники славянской письменности в Моравии добились у папы Стефана V запрещения славянского языка в церковной литургии, а ученики Мефодия были изгнаны из Моравии. Несмотря на это, распространение письменности на старославянском языке в Моравии и Чехии прекратилось не сразу. Известны литературные памятники, написанные в этих странах глаголицей на старославянском языке в X и XI веках — Киевские листки, Пражские отрывки и другие[14].
Ученики Мефодия, покинув Моравию, частично отправились к хорватам, а частично — в Болгарию, где продолжили дело развития славянской письменности. Именно Болгария и стала в конце IX века центром распространения письменности на старославянском языке. Здесь сформировались две крупных школы — Охридская и Преславская, в которых творили знаменитые болгарские книжники — Климент Охридский, Наум Охридский, Иоанн Экзарх, Константин Преславский и Черноризец Храбр[14].
Памятники старославянской и церковнославянской письменности известны как на глаголице, так и на кириллице.
На письме современный церковнославянский язык использует кириллицу. Церковнославянская азбука содержит около 40 букв, некоторые из которых представлены более чем одним вариантом написания (неопределённость с числом букв связана с неоднозначностью границы между разными буквами и разными вариантами одной буквы). Используются многочисленные надстрочные знаки (три вида ударения, придыхание, три сочетания придыхания с ударениями, ерок, кендема, краткая, простое титло, разнообразные буквенные титла). Знаки препинания и несколько отличны от русских: так, вместо вопросительного знака используется точка с запятой (как в греческом языке), а вместо точки с запятой и многоточия — двоеточие (может соответствовать и русскому двоеточию). Различаются прописные и строчные буквы, употребление которых может быть либо аналогичным русскому, либо следовать древней системе, в которой с большой буквы писалось преимущественно только первое слово абзаца.
Грамматика и орфография церковнославянских текстов
Из почтения к священному тексту древние переводчики-монахи перевели молитвы и песнопения с греческого языка на славянский буквально слово в слово. При этом смысл не всегда оставался ясен. Например, первый тропарь девятой Песни Трипеснца утрени Великого понедельника звучит так[16]:
Даже если каждое слово в отдельности понятно, для понимания смысла, с точки зрения русского языка, их требуется переставить, перефразировать, разбить на несколько предложений.
Грамматика и орфография церковнославянского языка не всегда строги и единообразны, в ряде случаев возможны варианты написания (число которых с середины XVII века неуклонно уменьшается). Выработка кодифицированных грамматических норм происходила под влиянием учебников грамматики греческого и латинского языков[17]. Российское библейское общество в 1810—1820‑х годах издало было несколько книг в чуть упрощённой орфографии (без «излишеств», вроде ударений в односложных словах), но этот эксперимент развития не получил; впрочем, Библия в таком «упрощённом» варианте стереотипно переиздавалась ещё почти полвека.
Всеобъемлющего свода правил, подобного существующим для русского языка («Правила» 1956 года, справочники Д. Э. Розенталя), для церковнославянского нет. Практически единственным доступным справочником является краткая «Грамматика церковно-славянскаго языка» иеромонахаАлипия (Гамановича), впервые изданная в 1964 году в Джорданвилле, штат Нью-Йорк. Нормативного орфографического словаря также пока нет (известный «Полный церковно-славянскій словарь» протоиерея Григория Дьяченко, впервые изданный в 1900 году, в орфографическом смысле очень слаб). Есть учебные словари (например, «Церковно-славянский словарь» протоиереяАлександра Свирелина).
Церковнославянский текст традиционно печатается шрифтами одного и того же рисунка, восходящего к строгому русскому полууставу XVI века. Соответствия жирному и курсивному шрифтам нет. Для выделений используется набор вразрядку, набор одними прописными буквами, набор более мелким или более крупным шрифтом. В богослужебных книгах применяется печать в две краски: например, красным печатаются заголовки и указания для читающего, а чёрным — то, что надо произносить вслух.
Ещё до революции некоторые церковнославянские тексты для мирян (например, молитвословы) печатались гражданским шрифтом, чаще всего с обозначением ударения во всех многосложных словах. Их появление было связано с тем, что стали утрачиваться навыки чтения церковнославянского текста в стандартной записи. После революции в СССР и за рубежом стали выходить и богослужебные книги (например, минеи, ирмологии) с использованием русской современной (в СССР) или дореволюционной (чаще всего за рубежом) орфографии с ударениями. Причиной было отсутствие церковнославянских типографских шрифтов, которые в Советском Союзе были физически уничтожены.
Все люди рождаются свободными и равными в своём достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства.
В настоящее время церковнославянская типографика полностью поддерживается компьютерным стандартом Юникод (начиная с версии 5.1).
Влияние на другие языки
Церковнославянский язык оказал большое влияние на многие литературные славянские языки, особенно народов православной культуры. Многочисленные заимствования церковнославянских слов породили в русском языке своеобразное явление — фонетически выраженную стилевую разницу в парах слов одного и того же корня, например: золото — злато, город — град, рожать — рождать (первое слово каждой пары русское, второе заимствовано из церковнославянского). В образовавшихся таким образом синонимических парах церковнославянское заимствование обычно относится к более высокому стилю. В ряде случаев русский и церковнославянский варианты одного и того же слова разошлись (полностью или частично) в семантике и уже не являются синонимами: горячий — горящий, ровный — равный, сбор — собор, порох — прах, совершённый — совершенный, падёж — падеж, нёбо — небо.
Церковнославянский язык (в различных вариантах-изводах) широко использовался и в других славянских странах и Румынии. В настоящее время он там также вытеснен национальными языками (но может сохраняться в богослужении). Литературные языки славян, в разной мере сочетавшие церковнославянские и национальные элементы, известны под названиями «славянорусский», «славяносербский» и тому подобные; они употреблялись преимущественно до начала XIX века.
Синодальный (новоцерковнославянский) извод оформился в середине XVII века, в ходе книжной справы времён патриарха Никона. Он является продолжением церковнославянского языка старого московского извода (сохраняющегося в книжной традиции старообрядчества), соединённым с нормами украинско-белорусского извода, в отдельных случаях сверенных по греческим образцам. Важную роль в его формировании играла книга, написанная на украинско-белорусском изводе: «Грамма́тїки славе́нскіѧ пра́вилное сѵ́нтагма»Мелетия Смотрицкого (первое издание — Евье, 1619; множество переизданий XVII и XVIII веков в разных странах и переводов).
Характеристики произношения церковнославянского языка:
отсутствует редукция гласных в безударных слогах. Например, «о» и «е» в безударном положении читаются как [о] и [е] (как в северных окающихдиалектах), в то время как в русском литературном произношении они превращаются в [а], [ʌ] или [ъ] и в [и] или [ь] соответственно[19];
буква «е» никогда не читается как ё (собственно, в церковнославянском письме буквы ё нет вообще), что отражено и в заимствованиях из церковнославянского в русский: небо — нёбо, одежда — одёжа, надежда — надёжа[20] (первое слово каждой пары заимствовано из церковнославянского, второе — исконно русское);
буква «г» читалась как звонкий фрикативный согласный [ɣ] (как в южнорусских диалектах или приблизительно как в украинском языке), а не как смычный [ɡ] в русском литературном произношении; в позиции оглушения [ɣ] превращается в [x] (это повлияло на русское произношение слова Бог как [Бох]). В настоящее время в языке богослужения фрикативное произношение можно услышать как в патриаршей церкви, так и у старообрядцев[21].
окончанияприлагательных«‑аго» («‑ѧго») и местоимений «‑ого» («‑его») (с омегой в родительном падеже, с буквой «о» — в винительном) произносятся как пишутся, в то время как в русском ‑ого произносится как [‑ʌво́] — в ударной позиции и как [‑ъвъ] — в безударной.
если приставка оканчивается на твёрдый согласный, а корень начинается с «и», например: ѿиметъ (‘отымет’), то «и» читается как [ы].
буквы «ш», «ж», «щ», «ч», «ц» произносятся как в русском и, так же как в русском, после них пишется только «ꙋ» и почти никогда «ю», хотя все эти согласные этимологически мягкие.
Впрочем, церковнославянская письменность не вполне фонетична: так, после шипящих смена букв «и» — «ы» и «а» — «ѧ» на произношение не влияет и служит лишь для того, чтобы избежать омонимии; использование мягкого знака между согласными («тма» — «тьма» и т. п.) в ряде случаев факультативно (в русском произношении тут смягчение возможно, а сербские церковнославянские буквари пишут, что «ь» тут ничего не обозначает и пишется только по традиции). Вообще, в церковнославянском произношении допускается более или менее сильный акцент местного языка (русского, украинского, болгарского, сербского и т. п.). В современном русском церковнославянском произношении употребляется даже аканье[22], хотя ещё в начале XX века оно никогда не употреблялось и считается неверным до сих пор.
Морфология
Церковнославянский язык, как и русский, является преимущественно синтетическим. Это означает, что грамматические категории выражаются преимущественно словоизменением (склонение, спряжение), а не служебными словами.
Имя существительное
В церковнославянском языке насчитывается 7 падежей[23]:
Отрицательная форма глагола «бы́ти» в настоящем времени образуется путём слияния частицы «не» и глагольной формы в одно слово: «не» + «є҆́смь» = «нѣ́смь», «не» + «є҆сѝ» = «нѣ́си», «не» + «є҆́сть» = «нѣ́сть» и т. д., за исключением формы 3‑го л. мн. ч. — «не сꙋ́ть». Инфинитив образуется с помощью суффикса «-ти»: «ѡ҆брѣ́зати» (‘обре́зать’), «написа́ти» (‘написа́ть’). Аорист 1‑го лица единственного числа образуется с помощью окончания «‑хъ»: «А҆́зъ писа́хъ» (‘Я написа́л’); «А҆́зъ ѹ҆снꙋ́хъ, и҆ спа́хъ, воста́хъ». Также в прошлом времени 3‑го лица множественного числа есть окончание «‑ша»: «Ѻ҆нѝ прїидо́ша, слы́шаша, положи́ша» (‘Они пришли, услышали, положили’). Перфект образуется с помощью окончания «‑лъ» и глагола «бы́ти» в настоящем времени: «ѡ҆брѣла̀ є҆́сть» (‘[она] обрела’)[25]. Плюсквамперфект образуется с помощью окончания «-лъ» и глагола «бы́ти» в аористе (от основы на «‑бѣ») или имперфекте: «Ѻ҆нѝ ѿшлѝ бѧ́хꙋ» (‘Они было отошли’).
В церковнославянском языке для записи цифр используют кириллическую систему, или цифирь. Она отчасти подобна римской: для записи чисел используются буквы алфавита, имеющие цифровые значения. Для обозначения числа используют знак титла( ҃).
Буквы, имеющие цифровое значение, представлены в таблице.
Цифры
Числа
цифири
арабские
цифири
арабские
цифири
арабские
а҃
1
і҃
10
р҃
100
в҃
2
к҃
20
с҃
200
г҃
3
л҃
30
т҃
300
д҃
4
м҃
40
у҃
400
є҃
5
н҃
50
ф҃
500
ѕ҃
6
ѯ҃
60
х҃
600
з҃
7
ѻ҃
70
ѱ҃
700
и҃
8
п҃
80
ѿ҃
800
ѳ҃
9
ч҃
90
ц҃
900
Числа, не указанные выше, получаются путём соединения букв. Для получения чисел от 11 до 19 сначала ставится младший разряд, затем старший, например: а҃і — 11, є҃і — 15, ѕ҃і — 16; для чисел от 21 и далее — наоборот, запись ведётся от старшего разряда к младшему, например: к҃д — 24, ѻ҃в — 72, ун҃г — 453.
Тысяча обозначается знаком ҂, опущенным под строку. Числовое значение буквы, стоящей за этим знаком, увеличивается в 1000 раз, например: ҂а҃ — 1000, ҂вє҃і — 2015, ҂і҂єл҃г — 15 033.
Для облегчения записи более крупных чисел на усмотрение автора используются следующие символы: а⃝ — тьма, означает 10 000-кратное увеличение значения обведённой буквы, например: а⃝ — 10 000; а҈ — легион, означает 100 000-кратное увеличение значения обведённой буквы, например: г҈ — 300 000; а҉ — леодр, означает 1 000 000-кратное увеличение обведённой буквы, например: в҉ — 2 000 000, — и другие.
Таким образом, в записи более крупных чисел есть варианты: так, например, число 5 913 769 может быть записано либо как ҂҂є҂ц҂і҂гѱѯ҃ѳ, либо как є҉ ѳ҈ а⃝ ҂гѱѯ҃ѳ.
Синтаксис
Как и в русском языке, простое предложение чаще всего состоит из подлежащего и сказуемого, причём подлежащее стоит в именительном падеже. Сказуемое же может быть выражено глаголом, именной частью речи или именной частью речи со вспомогательным глаголом.
В области синтаксиса заметно греческое влияние в употреблении ряда конструкций:
Много общего в синтаксисе причастий греческого и церковнославянского языков: большей частью эти схождения опирались на явления живого славянского языка; греческое влияние способствовало распространению некоторых конструкций (глагол «бы́ти» с причастием, причастия после фазовых глаголов и др.), привело к сравнительно частому употреблению самостоятельного дательного падежа на месте греческого самостоятельного родительного падежа; в отдельных случаях фиксируется и калькирование греческих причастных конструкций, но оно не закрепилось и осталось в рамках отдельного употребления, а не системы языка[26].
Иеромонах Алипий (Гаманович). Грамматика церковно-славянского языка. — Jordanville (N. Y.): Holy Trinity monastery. Printing shop St. Iov of Pochaev, 1964. [Существуют репринты.] — 272 с.
Архимандрит д‑р Атанасий Бончев. Църковнославянска граматика и Речник на църковнославянския език. — София: Синодално издателство, 1952. — 236 с.
Зизаний, Лаврентий. Грамматика славянского языка. Грамматика словенска совершеннаго искуства осми частей слова и иных нужных. 1596. электронная копия в НЭБ.
Грамматика (Припис. Псевдо-Дамаскину, первод Иоанну экзарху Болгарскому), 1586. электронная копия в НЭБ.
Словари
Архимандрит д‑р Атанасий Бончев. Речник на църковнославянския език. Том I (А — О). — София: Народна библиотека «св. св. Кирил и Методий», 2002. — ISBN 954-523-064-9. — 352 с.
Протоиерей Василий Михайловский. Словарь церковно-славянских слов, не совсем понятных в священных и богослужебных книгах. — 14‑е изд. — СПб.: изд. Ф. Я. Москвитина, тип. И. Генералова, 1911. — 96 с.
Прота Сава Петковић. Речник црквенословенскога језика. — Сремски Карловци, 1935. — (2)+X+(2)+352 с. [Существует репринт 1971 г., место печати не указано.]
Седакова О. А. Церковнославяно-русские паронимы. Материалы к словарю — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2005. — 432 с.
Седакова О. А. Словарь трудных слов из богослужения: Церковнославяно-русские паронимы. — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2008.