Родилась в многочисленной семье камергера князя Сергея Алексеевича Долгорукова и Марии Александровны, урождённой графини Апраксиной. Крещена 20 ноября 1834 года в Придворном соборе в Зимнем дворце при восприемстве императрицы Александры Фёдоровны и великого князя Александра Николаевича. Супруги Долгоруковы имели ещё четырёх сыновей (Николай, Александр, Алексей, Дмитрий) и четырёх дочерей (Анна, Маргарита, Варвара, Мария)[4]. Сергей Дмитриевич Шереметев отмечал:
В старом Нарышкинском доме на Дворцовой набережной, на углу Мошкова переулка и как бы придавленном дворцом Вел. Кн. Михаила Николаевича, жило целое семейство Долгоруковых. Они переселились когда-то из Москвы, но московского в них ничего не осталось, они отреклись от первопрестольной. В Петербурге они процвели и были «в силе».
В день моего переезда во дворец цесаревна познакомила меня с княжной Александрой Долгоруковой, которая уже шесть месяцев исполняла при ней обязанности фрейлины.
Александра Сергеевна получила фрейлинский шифр, чтобы «избавить её от домашнего гнета»[6]. О ситуации в семье Долгоруких известно с слов Анны Тютчевой, которая в первое время была довольно дружна с Александрой, но потом «инстинктивно почувствовала во всем её существе какую-то замкнутость, заставившую и меня быть сдержанной». Тютчева писала: «Рассказывали, что она всегда была предметом ненависти со стороны своей матери, которая так её била, что развила в ней болезнь, похожую на падучую. Она впадала в состояние столбняка, продолжавшееся иногда целые часы». Долгорукова «была изумительно одарена, совершенно бегло, с редким совершенством говорила на пяти или шести языках, много читала, была очень образованна и умела пользоваться тонкостью своего ума без малейшей тени педантизма или надуманности, жонглируя мыслями и особенно парадоксами с легкой грацией фокусника». Александра не слыла классической красавицей, однако при желании умела нравиться.
Описывая её, Тютчева отмечала: «На первый взгляд эта девушка, высокого роста, худая, развинченная, несколько сутуловатая, с свинцово-бледным лицом, бесцветными и стеклянными глазами, смотревшими из-под тяжелых век, производила впечатление отталкивающего безобразия. Но как только она оживлялась под влиянием разговора, танцев или игры, во всем её существе происходило полнейшее превращение. Гибкий стан выпрямлялся, движения округлялись и приобретали великолепную, чисто кошачью грацию молодого тигра, лицо вспыхивало нежным румянцем, взгляд и улыбка приобретали тысячу нежных чар, лукавых и вкрадчивых. Все её существо проникалось неуловимым и поистине таинственным обаянием, которое подчиняло себе не только мужчин, но и женщин, как ни мало чувствительны они, вообще говоря, к красоте лиц своего пола». Характер Долгоруковой представлялся ей как «один из самых сложных и самых непонятных характеров, какие мне пришлось встретить в течение всей моей жизни».
Высокомерная, молчаливая и мрачная, пренебрегавшая всеми житейскими отношениями, надменная, капризная и своевольная, она умела там, где хотела нравиться, с неотразимым воодушевлением пускать в ход всю вкрадчивость своей гибкой натуры, всю игру самого тонкого ума, полного колкости и иронии.
Император Александр II
Вскоре она стала объектом внимания цесаревича Александра Николаевича. Достоверных сведений о романе княжны и будущего императора не имеется. В 1854 году Тютчева писала: «Она не отказывает себе в удовольствии слегка пококетничать с великим князем, и об этом много говорят при дворе. Я думаю, что в этой игре есть много ребячества, а может быть, и желание подразнить и скандализировать лиц, недоброжелательный надзор которых она чувствовала над собой, так как вызывающее отношение к общественному мнению у неё в натуре». В её защиту выступил и граф Шереметев: «Известно её положение при дворе, хотя оно было не совсем таково, каким многие считали. Это — не княгиня Юрьевская, и сравнение невозможно. Умная, вкрадчивая, проницательная и властная, она владела волею и сердцем Самодержца, но не в ущерб приличию и порядочности. Она фрейлина большого двора и из публики нередко составляет обычную партию Государя».
Такового же мнения придерживался и Е. П. Феоктистов, который хорошо знал Долгорукову. По его словам, она «была пуританка в полном смысле слова, женщина чрезвычайно строгая и к другим, и — главное — к самой себе, с каким-то восторженным настроением, способная до крайности увлекаться идеалами, иногда чрезвычайно странными и дикими, но в которые она слепо верила. Александр Николаевич находил в княжне Долгорукой самый искренний отзыв своим задушевным помыслам, и установившаяся между ними связь вовсе не имела того предосудительного характера, какой приписывали ей придворные сплетни». В 1857 году Тютчева замечала, что «Александрина бывает очень часто в свете, она очень хороша и пользуется большим успехом. После графини Морни она теперь в самой большой моде».
Однако при дворе Александрин, носившую прозвище «la grande demoiselle» не любили. Тютчева относила это на счёт характера: «Я никогда не слышала, чтобы она о ком-либо дурно отзывалась, но чёрт от этого ничего не терял: в изумительной степени владела она искусством коварства, и величайшим для неё наслаждением было уязвлять собеседника жалом своих сарказмов, не давая ему возможности защищать себя из страха попасть в смешное положение. Понятно, что её не любили». Другие мемуаристы намекают на непростые отношения в императорской семье. Княгиня Е. А. Черкасская писала в дневнике в 1859 году:
Императрица казалась грустна, что, впрочем приписывается её здоровью. Кн. Долгорукая устраивала картины, в которых участвовала, очень хлопотала. Государь обращал на неё большое внимание, чего она очень искала, вообще заслужила всеобщее порицание, но много способствовала оживлению и веселью.
Александра Долгорукова
В дневнике великого князя Константина Николаевича в 1859 году имеется запись: «30 октября… вечером в Арсенале маленькая французская пьеса „La ligne droite“ (Прямая линия). Играли Фредро, Голицын и несносная Долгорукова». 22 ноября того же года он пишет: «Успели до обеда немного прокатиться. В это время у Орловских ворот встретили Сашу верхом, а вслед за тем Александру Сергеевну Долгорукову, так же верхом, совершенно одну. Заключение из этого нетрудно. Больно».
Согласно дневнику А. В. Маркова-Виноградского, с «прекрасною наружностью княжна Александра Долгорукова соединила в себе ум, имевший знания; благородство, чуждое корыстных поползновений; и душевную доброту. Она жила во Дворце и комнаты её не отличались пышностью. Не видно было драгоценных подарков от её высокого обожателя. Там были только книги, эстампы, статуэтки с надписью: «От друга Вашего Александра». Она не отвлекала императора от государственных дел, и он много работал. Она была слишком горда, чтобы извлекать лично для себя выгоды из любви царя. Но обогатила родителей, выхлопотав у царя дозволения отцу поставлять в армию в Крым консервы сушеной капусты. Эта капуста доставила 600 тысяч барыша и спасла их расстроенное состояние. Она искренно любила царя и пользовалась его любовью весьма долго. Наконец, надо было выдать её замуж, и князь Альбединский стал её мужем. Она была горда и чуть не изошла слезами, когда выдавали её за князя, заплатив предварительно его долги в 200.000 рублей! Она почти ослепла. Бедная!»[7]. В 1862 году её отношения с императором прекратились.
Наконец фаворитка получила «полную отставку» и придворные получили удовольствие посмаковать этот факт, когда развенчанная любовница явилась в дворцовую церковь с распухшими, красными глазами. Во время службы она глотала слёзы, а все, кто за день до этого пресмыкался перед ней, теперь держались поодаль от несчастной[8].
Замужество
П. П. и А. С. Альбединские
В мае 1862 года поэт Тютчев писал жене: «Сообщу тебе самую захватывающую новость. Александра Долгорукова выходит замуж! Эта вещь положительная, объявленная, официальная! Но свадьба будет только через полгода»[9].
9 (21) ноября 1862 года Долгорукова вышла замуж за красавца генерала Петра Павловича Альбединского (1826—1883), который был старше невесты на восемь лет. Венчание было Петербурге в Придворной церкви Зимнего дворца[10]. Брак был вполне удачным. По словам современника, Альбединский боялся своей жены, «она подавляла его своим нравственным превосходством, твердостью своих хотя зачастую странных, но тем не менее достойных уважения принципов; если бы она хотя на минуту усомнилась в благородстве своего мужа, то не задумалась бы отвернуться от него. Но Петр Павлович устранял всякую возможность подобных сомнений с её стороны. Он играл на ней, как играет Рубинштейн на фортепиано, и достиг того, что казался в её глазах образцом добродетели».
Благодаря браку, Альбединский сделал успешную карьеру. В 1866 году он был назначен прибалтийским генерал-губернатором, а в 1880 году Варшавским генерал-губернатором. В Варшаве мадам Альбединская царствовала как настоящая королева, она сумела понравиться полякам, несмотря на сильное предубеждение, которое они испытывали к русским сановникам. Альбединский скончался в Варшаве в 1883 году в результате неудачной операции камнесечения. После смерти мужа Александра Сергеевна в течение нескольких лет жила в Петербурге и получала пенсию от государства. В мае 1896 года, во время коронации императора Николая II, была пожалована в статс-дамы и награждена орденом Святой Екатерины второй степени. Скончалась 30 августа 1913 года в Каннах. После отпевания 15 апреля 1914 года в посольской церкви Михаила Архангела была похоронена на городском англиканском кладбище Гран-Жас.
В браке имела троих детей, которым, по словам современника, хотела дать «самое образцовое воспитание и немилосердно мудрила над ними». Приглашаемые лучшие учителя не угождали ей; поэтому она вознамерилась быть руководительницею не только детей, но и учителей: «она просыпалась в шесть часов утра и усердно читала педагогические книжки и журналы, старалась изучить каждый из предметов, которые преподавались её дочерям и сыну, и все это для того, чтобы преподавание согласовалось с собственною её системой, трудною для уразумения посторонних лиц»[11]:
Чудо чистой гармонии, тайна, печаль!
В этом милом созданьи нет жизненной прозы.
И душа погружается в ясную даль,
И рождаются в сердце неясные грезы. (Перевод В. А. Кострова)
Узнавали и в Ирине — главной героине романа — княжну А. С. Долгорукову (в замужестве — Альбединскую) — фаворитку Александра II, «история» которой получила тогда широкую огласку[13].
Её супруг был одним из двух прототипов генерала Ратмирова (вторым стал А. П. Ахматов[13])
Наружность её вроде Княжны Долгор(укой). Очень стройна — некрасива с первого взгляда, кожа не совсем чиста, нос довольно толстый — но удивительные глаза.
Кандидат филологических наук и доцент кафедры русской литературы СГУ[14] И. В. Чуприна в своей работе «О реальной основе некоторых произведений И. Н. Крамского и И. С. Тургенева» доказывала, что на картине Крамского «Неизвестная» изображена А. С. Долгорукова[15]
↑Петров П.Н.История родов русского дворянства.Князья Долгоруковы // История российской геральдики. — М.: Эксмо, 2010. — С. 240—248. — 576 с. — (Российская императорская библиотека). — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-33485-8.
↑Игорь Зимин. Детский мир императорских резиденций. Быт монархов и их окружение.
↑По страницам «Записок» А. В. Маркова-Виноградского // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 2002 год. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2006. — С. 12—13.
↑Громова И. А. В тени царственных мужей. — М.: Дрофа-Плюс, 2006. — С. 172. —368 с.:ил. — (Калейдоскоп историй). — ISBN 5-9555-0907-0
↑Письма Ф. И. Тютчева к его второй жене. — СПб.: тип. Гл. упр. уделов, 1914—1917. — Т. 3. — С. 182.
