Философский пессимизм — философская школа, критикующая существование^[1].

Пессимистические настроения можно встретить во всех религиях и в работах различных философов. Основные события в традиции начались с работ немецкого философа Артура Шопенгауэра^[2]:4.

Исторически философский пессимизм, предположительно, впервые проявился на Востоке, в частично религиозном аспекте буддизма^{[3][4]:{{{1}}}}. В Дхаммачаккаппаваттана сутте Гаутама Будда устанавливает первую благородную истину о духкхе или страдании, как фундаментальном признаке существования^[5]:

«Итак, монахи, это благородная истина страдания: рождение — это страдание, старение — это страдание, болезнь — это страдание, смерть — это страдание; единение с тем, что неприятно — это страдание; отделение от того, что приятно — это страдание; не получить желаемого — это страдание; короче говоря, пять совокупностей, подверженных цеплянию — это страдание.»

Это оказало бы определённое влияние на греко-римскую философию, начиная с периода Птолемеев и далее, в частности, на пессимистическую доктрину Гегесия Киренского^[6][7]. Этот тезис особенно выдвинут Жан Мари Гюйо, который в разгар полемики о немецком пессимизме (1870—1890 гг..) обнаруживает в философии Гегезиаса пессимистическую тему буддизма, которую он рассматривает как «паллиатив жизни»: он резюмирует это следующим образом^[8]:

«Чаще всего надежда приносит с собой разочарование, наслаждение порождает пресыщение и отвращение; в жизни количество печалей больше, чем удовольствий; следовательно, искать счастья или только удовольствия тщетно и противоречиво, поскольку на самом деле печалей всегда будет в избыток; к чему надо стремиться, так это только избегать печали; теперь, чтобы чувствовать меньше печали, есть только один способ: сделать себя безразличным к самим удовольствиям и к тому, что их производит, притупить чувствительность, уничтожить желание. Таким образом, безразличие, отречение здесь являются, как единственный паллиатив жизни.»

Экклезиаст — это литературное произведение о мудрости из Ветхого Завета^[9]. В главе 1 автор выражает свой взгляд на тщету (или бессмысленность) человеческих стремлений в жизни^[10]:

Слова Учителя, сына Давида, царя Иерусалимского: «Бессмысленно! Бессмысленно!» — говорит Учитель. «Совершенно бессмысленно! Всё бессмысленно». Что люди получают от всех своих трудов, которыми они трудятся под солнцем? Поколения приходят и уходят, но земля остаётся навсегда. Солнце встаёт и заходит, и спешит обратно туда, где оно встаёт. Ветер дует на юг и поворачивает на север; он кружит и кружит, когда-либо возвращаясь на свой курс. Все ручьи впадают в море, но море никогда не бывает полным. Туда, откуда берутся ручьи, они возвращаются снова. Всё это утомительно, больше, чем можно выразить словами. Глаз никогда не насытится зрением, а ухо — слухом. Что было, то будет снова, что было сделано, то будет сделано снова; нет ничего нового под солнцем.

Смерть — основная составляющая авторского пессимизма^[11]. Хотя он считает мудрость более ценной, чем глупость, смерть по сути сводит на нет её превосходство, и из-за этого автор испытывает отвращение к жизни^[12]:

Я увидел, что мудрость лучше глупости, точно так же, как свет лучше тьмы. У мудрых есть глаза в голове, в то время как глупец блуждает во тьме; но я пришёл к пониманию, что их обоих постигает одна и та же участь. Тогда я сказал себе: «Судьба дурака постигнет и меня. Что тогда я получу, будучи мудрым?» Я сказал себе: «Это тоже бессмысленно». О мудрых, как и о дураках, недолго будут помнить; уже наступили дни, когда оба были забыты. Как и дурак, мудрый тоже должен умереть! Итак, я возненавидел жизнь, потому что работа, выполняемая под солнцем, была тяжела для меня. Всё это бессмысленно, погоня за ветром.

В главе 4 автор также выражает антинаталистические мысли, формулируя, что лучше тех, кто уже мертв, тот, кто ещё не родился^[13]:

Я снова посмотрел и увидел всё угнетение, которое происходило под солнцем: я увидел слёзы угнетённых — и у них нет утешителя; сила была на стороне их угнетателей — и у них нет утешителя. И я заявил, что мёртвые, которые уже умерли, счастливее живых, которые всё ещё живы. Но лучше обоих тот, кто никогда не рождался, кто не видел зла, творящегося под солнцем.

Были проведены некоторые параллели между Книгой Экклезиаста и древним месопотамским литературным произведением под названием Диалог о пессимизме^[14], составленным около 1500 г. до н. э. в древней Месопотамии. Принимая форму диалога между хозяином и рабом, хозяин при обмене не может определиться с каким-либо планом действий, отдавая приказы своему рабу, прежде чем немедленно отменить их и довести его до отчаяния, что было истолковано как выражение тщетности человеческих действий^[15][16].

В Библии Иисус иногда проявлял сомнения относительно ценности мира, например, в Евангелии от Иоанна: «Если бы ты принадлежал миру, мир любил бы тебя как своего собственного. Потому что ты не принадлежишь миру, но я выбрал тебя из мира — поэтому мир ненавидит тебя»^[17].

Гностицизм — сложное религиозное движение, основанное на греко-латинской философии, чаще всего называющее себя «истинным» христианством, хотя христианские церкви считают его еретическим. Для него характерна философия спасения, основанная на «гнозисе» (духовном знании), другими словами, на знании божественного, и на очернении земного мира, созданного злой силой. В целом, гностик относится к своему телу негативно: это «тюрьма», «могила» или «труп», где было заперто его подлинное «Я»^[18]. Это чужеродная вещь, которую нужно терпеть, «нежеланный спутник» или «незваный гость», который тянет дух вниз, погружая его в унизительное забвение своего происхождения^[18]. Плоть интерпретируется в этом смысле как состояние унижения и страдания, порождаемое демонической силой, извращённой или ослабленной, скрывающейся в материи. Это состояние обрекает всех людей на жизнь в своего рода аду, который есть не что иное, как разумный мир^[18]. Пессимистическое видение гностиков распространяется на весь космос, задуманный как неудавшаяся работа, даже фатальная или преступная. Человек «брошен» в неё, а затем заперт без надежды^[18].

В гностической мысли проблема зла является острым вопросом, который приводит к принятию дуалистической точки зрения^[18]. Действительно, гностик вынужден либо противопоставлять Бога и дух материи или злому принципу, либо отличать от трансцендентного Бога, неизвестного или чуждого миру и абсолютно доброго, низшего или злонамеренного бога, творца мира и тел. В этом последнем случае божественное, полностью отвергнутое за пределами разумного, остаётся только в «светлой» части человеческой души^[18], однако у подавляющего большинства людей оно угасло. В дополнение к утверждению изначально злого характера мира, гностики представляют его герметично закрытым, окружённым «внешней тьмой», «великим морем» или «железной стеной», отождествляемой с небесным сводом^[18]. Он не только укреплён против Бога, но и сам Бог был вынужден защищаться от влияния мира. Таким образом, неумолимые барьеры препятствуют побегу души из земного царства^[18].

Обуреваемый чувством чужака в мире, куда его угораздило пасть, гностик обнаруживает, что по сути он уроженец потустороннего мира, хотя его тело и его низменные страсти принадлежат этому миру. Затем он понимает, что принадлежит к расе (геносу) избранных, высших и «гиперкосмических» существ^[18]. Если он отчаянно тоскует по загробной жизни, то это потому, что он испытывает внутри себя щемящую ностальгию по первоначальной родине, с которой он пал. Эта тоска затрагивает верхнюю часть его души, которая является божественным принципом в изгнании здесь, на земле, и которая может быть спасена только признанием её первоначального происхождения — собственно гнозиса^[18]. Те, чья высшая часть души исчезла или кто лишён её, то есть все индивидуумы, которых гностики называют гиликами (большинство людей и все животные), обречены на уничтожение или скитаться по этому миру, проходя ужасающий цикл перевоплощений^[18].

Гегесий Киренский был греческим философом, родившимся в Кирене, Ливия, около 290 года до н. э.^[19]; он происходил из двойственной сократической и гедонистической традиции киренейской школы^[20], но явно отличается от неё приписываемым ему радикальным философским пессимизмом. Все его труды утеряны, и мы знаем о его философии только из того, что Диоген Лаэртский говорит о нём, который считал его «сторонником самоубийства»^[21]. Лаэртский впервые приводит Гегесию прямое утверждение невозможности счастья: как и более поздние философские пессимисты, Гегесий утверждал, что прочного счастья достичь невозможно и что всё, что мы можем сделать, это стараться по возможности избегать боли^[22]:{{{1}}}:

Полного счастья существовать не может; из-за того, что тело полно множества ощущений, и что разум сочувствует телу и испытывает беспокойство, когда оно испытывает беспокойство, а также из-за того, что удача предотвращает многие вещи, которые мы лелеяли в ожидании; так что по всем этим причинам совершенное счастье ускользает от нашего понимания.

Гегесий утверждал, что мудрецу безразличны все внешние объекты, события и поступки, даже смерть: «для глупого человека целесообразно жить, но для мудрого человека это вопрос безразличия»^[23]. Согласно Цицерону, Гегесий написал книгу под названием Смерть от голода (греч. ἀποκαρτερῶν)^[24]:{{{1}}}, которая предположительно убедила многих людей в том, что смерть желаннее жизни, за что он получил прозвище Убеждающий в смерти (греч. πεισιθάνατος)^[22]:{{{1}}}. Из-за этого Птолемей II Филадельф запретил Гегесию преподавать в Александрии^[24]:{{{1}}}.

Аль-Маарри и Омар Хайям — два средневековых писателя, известных выражением философски-пессимистического мировоззрения в своей поэзии^[25]. Аль-Маарри придерживался антинаталистской точки зрения, соответствующей его пессимизму, утверждая, что детей не следует рождать, чтобы избавить их от боли и страданий жизни^[26].

Этот раздел статьи ещё не написан. Здесь может располагаться отдельный раздел. Помогите Википедии, написав его. (26 марта 2024)