Ігнатов Костянтин-Вадим Миколайович (народився 2 лютого1934 у м. Харків — 27 грудня2016) — український художник, графік, ілюстратор. Член Національної Спілки художників України (1974).
Біографія
Навчався у художній школі міста Києва під керіництвом Л. Григор’євої, В. Денисова, Б. Носова. Також навчався у Київському державному художньому інституті у викладача К. Заруби (закінчив у 1964 році). У радянський час талановитий художник мав репутацію непересічного ілюстратора та пропрацював у видавництві «Веселка» (1962–1990), де проілюстрував більше 100 книг, на котрих виросли покоління. Костянти-Вадим Ігнатов, художник, чию творчість дуже шанував Володимир Висоцький, мистецтвознавиця Г. Заварова та інші.
Твори митця зберігаються у Національному художньому музеї України, Музеї сучасного мистецтва України (Київ), приватних колекціях в Україні, Росії, Великій Британії, США, Голландії, Франції, Німеччині, Канаді, Ізраїлю та інших країнах.
Характеристика творчості
Малярство Ігнатова з елементами сюрреалістичного ґротеску, іронічного абсурду – продовження вітчизняного андеграунду 1960-х рр., заперечення тотальностей у житті та мистецтвіві, послідовна й водночас артистична їх деміфологізація. У його графіці помітні стильові якості, які характерні для сюрреалізму, метафізичного живопису італійської школи, а також П. Пікассо, Х. Міро, Ф. Леже. Це говорить про єдність художника із передовими тенденціями мистецтва того часу. Цей художник — унікальне явище вітчизняної культури, який зміг випрацювати свій неповторний стиль і образ... Образ трохи смішної людини-механізма, людини-комбінації, людини-гвинтика, як живе і співчутливе протиставлення художника — тому нівелюючому все навкруги, і в основі своїй неправдивому, образу людини, котрий за наказом зверху сповідували тоді художні канони соцреалізму.
Виставки
Москва, Росія (1977)
Москва, Росія (1992)
Аахен, Німеччина (1993)
Бостон, США (1994)
Нью Джерсі, США (1995)
Брюссель, Бельгія (1996)
Київ, Україна (1998)
Гарвард, США (2002)
Лос-Анжелес, США (2003)
Національний художній музей України, Київ (2004)
Постійно діюча виставка у галереї «Яна», Київ, Україна (2004-2014)
Групова виставка присвячена Дню Незалежності України, під патронатом посольства України в Австрії. Галерея «P-12», Відень, Австрія (2010)
Травень-липень у рамках українсько-польського проекту «Мистецтво об'єднує нас». Виставка графіки О. Денисенко, К. Калиновича и К.-В. Ігнатова «Україна зі сходу до заходу». Організатор галерея «Яна»; галерея «Blue-s», Варшава, Польща (2014)
Відгуки
Мистецтвознавець Я. В. Плохіх:
Искусство ХХ века состоит из многих течений и направлений, но были в этом веке и великие индивидуалисты, которые создавали свой особенный стиль.
К таким индивидуалистам можно отнести и Константина — Вадима Игнатова, который продолжает дело больших личностей, таких как Миро, Пикассо, Дали, Дюшана и других. При этом, осваивая наследие западных мастеров, он остается, действительно, оригинальным и неповторимым.
Приход мировой культуры в яство художника происходит абсолютно гармонично и естественно, не ущемляя его безграничной фантазии. Игнатов, не просто художник, а художник — режиссер; он большой интеллектуал, оптимист, внимательный наблюдатель и постановщик, умеющий достаточно красноречиво вплетать в живописную плоть парадокс и абсурд жизни.
Фантазия его сюжетов совершенно не заангажирована социальными рамками и условностями. Он не боится критики, осуждения или непонимания. Он смел и дерзок в своих живописных высказываниях и определениях, не лишенных юмора, иронии, а иногда даже и сарказма.
Сегодня перед зрителями чаще предстают художественные произведения, которые нужно объяснять и растолковывать, и при этом, они не всегда рассчитаны на созерцание. Часто, толпы поклонников и современных коллекционеров восторгаются неряшливыми, с незатейливыми сюжетами работами современных художников, идя на поводу у моды и чужого мнения. При этом, в глубине души зритель чувствует, что не достает чего-то более глубокого и настоящего, понимая, что произведение не дотягивает до талантливого. У Игнатова же, мы имеем прекрасную возможность насладиться не доморощенным эпатажем, а очень смелым, оригинальным и виртуозным описанием круговорота жизни во всех её многообразных проявлениях.
Поэтому, да здравствуют Гении в искусстве, которые не дают обществу заржаветь и заплесневеть от рутины и тоски, бескультурья и заурядности, не дают замереть в экстазе пресыщения и самолюбования.
Сегодня, творчество Константина — Вадима Игнатова, проверено временем и отмечено ведущими критиками и историками искусства Украины, как уникальное в советском и постсоветском пространстве. Это искусствоведы Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры г. Киев, Национального художественного музея Украины г. Киев, Киевского музея русского искусства и многие другие, работающие в ведущих арт. изданиях страны.
Неясность, о которой не без иронии пишет Валери, может смутить кого угодно, но не поэта. «Цель поэзии — поэзия». И в этом смысле назначение живописи К.-В. Игнатова ясно вполне: оно в том, чтобы существовать, быть. Органическая бытийность — залог неисчерпаемости и убедительности той новой живописной реальности, которую мы обретаем, глядя на его холсты. Её не свести к миметической или декоративной задаче, интеллектуальной игре или мифотворчеству. Биография, сюжеты, влияния, пристрастия — всё это важно, но к магии живописи, к тому, что волнует и восхищает, пугает и отталкивает, имеет лишь косвенное отношение.
Смотреть и видеть: вот великий урок живописи. Может быть, не мешает время от времени его повторять?
Современный зритель, любящий живопись, должен быть в известном смысле профессионалом, Имеется в виду отнюдь не знание истории искусства или перипетий художественного процесса (что, впрочем, не может считаться излишним), а правильная постановка глаза. Эмансипация искусства зашла так далеко, что и рядовому зрителю сегодня следует понимать то, что понимали ранее лишь знатоки: главнлые события живописи совершаются в самых тонких её слоях, там, где образ нераздельно слит с материей живописи. Мастерство — невесомо, прозрачно, неосязаемо, растворено в живописной поверхности, но только оно одно «делает картину».
Настоящий художник не жалеет времени для живописи. Игнатов работает много и постоянно. Он отлично знает, что невозможно «раз и навсегда» овладеть мастерством, этой удивительной способностью извлекать из бесчисленных возможностей чистого холста одно-единственное, необходимое в данном случае решение. Всякая новая работа возвращает художника в исходное состояние.
Нет ничего более чуждого ему, нежели размытая, рыхлая эстетика той современной живописи, которая программно культивирует дилетантизм: чем ниже профессиональный уровень тружеников кисти, тем многозначительней рассуждения о глубинах, где «искусство» и «неискусство» неразличимы. От холстов Игнатова слова отскакивают, как мячики. Его живопись самодостаточна. Высокий уровень живописной культуры позволяет ему выразить всё, что необходимо, языком живописи - определенно и четко. Как не согласиться с Ван Гогом: «Когда человек ясно выражает то, что хочет выразить, — разве этого, строго говоря, недостаточно?» Культура, в свою очередь, предполагает свободное владение ремеслом.
Любовь к ремеслу — к чистому холсту, запаху краски, к сосредоточенной, терпеливой работе — родовая мета художника. Только профессионал может вдохнуть жизнь в формулу Бюффона. «Стиль — это человек». Но человек, создавший свой образ мира.
«Лето. Письменный стол. Направо дверь. На стене картина. На картине нарисована лошадь, а в зубах у лошади цыган.»
Професор Національної академії образотворчого мистецтва та архітектури, мистецтвознавець Анна Заварова:
Вполне допускаю, что игнатовский образ мира внятен и близок далеко не всем. Поэзия абсурда, отстраненная иронией, ужесточенная гротеском, не может ни утешить, ни согреть. Это поэзия одинокого существования в перевернутом мире. Она лишена сентиментальной влаги, которую зритель склонен принимать за истинное чувство, нет в ней и тяжеловесной серьезности поучения или претензий на владение истиной. Оно жестка и правдива. Это привлекает немногих.
Парадоксальность — неотъемлемое свойство игнатовской мысли и стержневой элемент его поэтики. Сущность парадокса — в игровой динамике смещений и сдвигов: с насиженных мест срываются понятия и значения, перемешиваются и сталкиваются различные смысловые уровни. Слово это делает легко, но изображению не так просто обрести свободу смысловых трансформаций. Оно стабильнее по своей сути, подчинено объединяющей власти плоскости-пространства. Отпуская его на волю, порывая с «мнимым» его постоянством ради подлинного — постоянства перемен и превращений, художник освобождает изображение от силы земного тяготения. В созданном им игровом пространстве персонажи и предметы, цветовые пятна и линии ведут себя на редкость раскованно: парят, летят, бегут, пляшут, легко, на ходу обмениваясь смыслами и значениями. Обнажается извечная символическая природа изображения. Неуловимой становится грань между живым и неживым, разумным и иррациональным, реальным и фантастическим, поэтическим и брутальным. Любой элемент картины многозначен и обратим. Всё, в сущности, превращено в пластический троп — композиция, цвет, свет, линия, фактура, сюжет, и даже сам миф. Как метафоры воспринимаются и сквозные мотивы живописи Игнатова: Игра, Музыка, Город, Персонаж, Цветы ...
Но игровая стихия, пронизывающая эту метафизическую реальность, строго ограничена, замкнута в пределах холста, укрощена конструктивной логикой построения картины. Ибо картина продумана, построена, сделана.
Если непременно нужно ответить на вопрос — о чем это искусство? — скажу: о бессмысленности, неумолимой жестокости бытия. И его яркой, праздничной, легкой красоте. Но разве не об «этом» всё искусство?
Живопись XX века знает немало замечательных воплощений «другой реальности». Сильный и самобытный художник, Игнатов создал свою пластическую версию путешествия в невидимый мир, который живет в нас и вокруг нас.
Но особенно ценным мне представляется то, что художник сумел счастливо объединить в своей работе побуждения, идущие от жизни, его сердца и ума, с теми - наверное, самыми сильными — о которых хорошо сказал Пикассо: «Живопись сильнее меня. Мне приходится делать то, что она хочет…»
Здесь каждое мыслимое и немыслимое существо пребывает в состоянии непрерывного вызова. Мифы дерзко выворачиваются наизнанку: Нарцисс оказывается угрюмым люмпеном, Иуда Искариот — запойным алкашом, обнявшим стебель фонаря, словно исподволь готовясь к своему «осинному» финалу. Да, кстати, картина так и называется: «Тренировка Иуды». А Пенелопа, а Вирсавия?..
Парадоксы в живописи Игнатова — на каждом шагу. Он досконально изучил их «веселую науку», постиг секрет «священного кукиша». Ведь за неизбежным взрывом хохота зритель, если он не откажется пораскинуть мозгами, совершает и неожиданное открытие: а почему бы и нет? По крайней мере, на уровне гипотезы. Вывод этот, впрочем, заглушается очередной эскападой, очередным фейерверком. Между прочим, автор и доподлинные фейерверки обожает, особенно в пейзажах Киева, которые у него (на нынешней выставке — в тетраптихе «Салюты») очень узнаваемы, несмотря на изысканную гротескность. А может, как раз благодаря ей. Парадокс потому и парадокс, что он чуточку кусюч и зол, как многие игнатовские персонажи.
Сюрреализм? С виду — очень даже. И не только из-за явных реминесценций Миро и Пикассо (но ни в коем случае — Дали: сей усатый выдумщик, облюбованный нашей образованщиной, несет прямую ответственность за расцвет живописной попсы на Андреевском спуске). Подлинный сюрреализм — стихия праздника, карнавала, даже, если угодно, цирка. Развлечения, Игнатову, превращающему футболистов в акробатов, по-видимому, не чуждого. Однако грезил сюрреализм о далеких небесах и высоким сном поверял недостойную явь, словно стыдясь этой самой яви, используя ее, как трамплин для фантазии. Что из этого вышло, слишком хорошо известно: эпатаж мутировал в претенциозность...
У Игнатова - все происходит с точностью до наоборот. Он знает цену терпкой, емкой детали, там и сям всплывающей на необозримом пространстве выпущенного на волю парадокса. Потому и подкрепляет внутреннюю достоверность своего нео-Иуды гроздьями окурков у фонарного столба, обклеенного к тому же мозаикой суетливых объявлений «куплю/продам». А лейтмотив полуобгорелой спички, похожей на фитиль усекновенной свечи? Если неизбежно стремиться к стилистическим определениям, то автор этих картин — скорее экспрессионист, чутко чующий почву под ногами. Однако и здесь Игнатов ускользает от словесного окольцевания, чураясь, за редкими исключениями (в «Дожде», например), фирменного экспрессионистического минора. Даже кошмары его неподдельно веселы, хотя и порождены, безусловно, «нашей Милой жизнью». Как там у другого классика? «Гвоздь в сапоге у меня кошмарней, чем фантазия у Гете». Так вот, игнатовский гвоздь, равно как и сапог, не спутаешь ни с чем иным...
Здесь уместно напомнить, что талантливый живописец еще в советское время приобрел репутацию незаурядного иллюстратора, около четверти века проработав в издательстве «Веселка», где оформлять ему приходилось порой и классиков (14 раз перерабатывал обложку для «Рая и ада» Мериме в 1959 году!), но чаще - научно-популярные книги для детей и юношества. В том числе и — потенциальный бестселлер для наших дней, как никто не догадался переиздать? — монографию о деньгах, а еще — исследования о свойствах глины и секретах минералов. Конечно, и здесь находилось место для озорства (так, не найдя раритетного портрета Беринга для «Ловцов микробов», художник заменил его... усатым ликом президента Пуанкаре - и прошло!), но чаще исходный материал требовал тщательной выверености изобразительных ингредиентов. Зато, в отличие от некоторых коллег, вовсю лепивших «книги- пудинги», Игнатов открыл для себя богатство «живых материй», медленно выстраивая из их прагматических структур свои удивительные парадоксы. Между прочим и сегодня его работы с блеском украшают обложки книг — например, «Феминизма» Соломии Павлычко.
Время, увы, другое. Теперь не редкость услышать в телеэфире глупую, но почти единодушную ересь: литература в переплетах кончилась, ей на смену пожаловал Интернет. Думаю, утверждающие это ни разу не держали в руках книг, оформленных Игнатовым. В противном случае они бы «закрыли варежку». Жаль, что книги эти, как говорится, стали библиографической редкостью. Но нет худа без добра: творческая выдумка художника мощно устремилась в живописное русло. И холсты на нынешней выставке в Национальном художественном музее — лишь малая толика того, что он создал в последние годы.
