В 1945 году был положен конец немецкому национальному государству и идее немецкой национальной идентичности, основанной на концепции «особого пути». В послевоенной Германии тема национального попадает в разряд табу. Центром послевоенной парадигмы мышления немцев становится «Вопрос о вине» (нем.Schuldfrage). Осуществляется полная денационализация образования: во многих школах не изучается текст немецкого гимна, не культивируется чувство любви к родине. В 1960 году был принят закон о запрете нацистской символики, знамён, жестов и др.
«Вопрос о вине»
В послевоенное время проблема немецкой вины стала весьма актуальной среди философов. Ключевую роль в формировании послевоенного сознания немцев сыграл философ Карл Ясперс. Он начал общественно-политическую дискуссию, целью которой была выработка единого подхода к тоталитарному прошлому и способов его преодоления. Главное произведение Ясперса «Вопрос о виновности» (нем.Schuldfrage, 1946) заложило основы осмысления нацистской трагедии и формирования нового немецкого послевоенного сознания, став ответом на кризис идентичности, проявившийся в первые послевоенные годы[1].
Ясперс был одним из немногих, кто считал, что «признание национальной вины было необходимым условием морального и политического возрождения Германии». Он утверждал, что те, кто совершал военные преступления, виновны морально, а те, кто терпел их без сопротивления, виновны политически, что приводило к коллективной вине всех. Ясперс выступал в Германии с призывом к своим соотечественникам покаяться и искупить свою вину за массовые убийства людей, поскольку никто не может избежать этой коллективной вины, и принятие на себя ответственности за неё может позволить немецкому народу преобразовать своё общество из состояния катастрофы в более высокоразвитую и морально ответственную демократию. По его мнению, «проблема вины» требовала глубинного нравственного и духовного преодоления, связанного не только с насильственным наказанием за совершённые преступления, но и с внутренним обновлением человека. Ясперс утверждал, что о прошлом необходимо постоянно напоминать, что вопрос о вине — жизненно важный вопрос для немецкой души, и никакой другой путь не может привести к духовному возрождению. Идеи покаяния, смирения, ответственности за совершенное нацистами не приветствовались в обществе. Немцы стремились забыть последствия катастрофы, которые лежали на их плечах. Далеко не все немцы решились бы в то время открыто поддерживать непопулярную оккупационную политику союзников, необходимость огромных репараций и депортаций. По мнению Ясперса, опасность современного ему поколения заключалась в нежелании знать, стремлении забыть, отрицании событий 1939—1945 годов[1].
Память о Холокосте как способ поддержания чувства вины
Правительство ФРГ предпринимало усилия, направленные на сохранение у немецкого народа памяти о преступлениях, совершённых по отношению к евреям. Посредством поминальных богослужений и поддержания в прежнем виде развалин синагог, а также благодаря кинематографу поддерживается память о бесчеловечности нацистского режима. На немецком телевидении выпускается ряд документальных передач по данной теме, в Германии демонстрировалось большое число документальных и художественных фильмов о жертвах нацистского режима: «Дневник Анны Франк», «Ночь и туман», «Холокост», «Наши матери, наши отцы», «Воровка книг» и другие.
Вы неповинны. И я, достаточно поздно родившийся, тоже считаюсь незапятнанным. Но только если я хотел бы забыть, а вы не хотели бы знать, как постепенно приходили к тому, к чему пришли, нас могут настичь простые слова: вина и стыд.
Самоидентификация
Существуют различия в оценках восприятия Холокоста разными возрастными группами немцев. Самое старшее поколение, представляющее собой «носителей живой памяти», осознавая себя немцами, «отгораживается» от нацистов, считая их группой политических бандитов. Второе поколение, относясь критически к мнению родителей, пытается поместить Холокост в исторический контекст, проанализировать нацизм как явление, сформировавшее отрицательные чувства немцев. Исходя из моральных оценок («они — преступники, мы — другие»), рождается отождествление себя с пострадавшими от нацизма. При этом «национальная историческая традиция замещается универсальными (общечеловеческими) нормами». В третьем поколении формируется новое «генеалогическое» восприятие преступников: «это наши деды, да, они были другими, но в то же время они — немцы, а значит „мы“». По мнению историка Л. П. Репиной, «так осуществляется реконцептуализация немецкой идентичности, и шокирующий исторический опыт „возвращается“ в национальную историю»[9].
Кауганов Е. Л. Дискурс национальной идентичности в послевоенной Германии // Очерки о европейской идентичности и многокультурности: Сборник/ под ред. М. Ю. Мартыновой. — М.: ИЭА РАН, 2013. — С. 11-73.