В 1979 году эмигрировал во Францию. Покидая в 1979 году СССР, оставил в семейной нише на Новодевичьем кладбищекенотаф со своим именем и годами жизни «1937—1979»[2].
Во Франции основал художественное движение «вивризм» (от французского vivre — жить).
В одном из своих «богоборческих» перформансов (в определении Толстого «визуанс» от визуальный сеанс) распинал себя на настоящем кресте, а в 1981 году попал на неделю в римскую каталажку за перформанс, в ходе которого, забравшись в фонтан Треви, вопил «Берегите папу!»[2]. И оказался пророком: через девять дней папу Иоанна Павла II ранил турецкий террорист Мехмет Али Агджа[2].
Создал в Париже русскую анархистскую группу «Черный Передел Земли и Воли», разработав теоретическую концепцию, в рамках которой он предложил, в частности, дополнить классическую триаду «Свобода. Равенство. Братство» еще одной — «Взаимопомощь. Просвещение. Честь»[5].
С 1986 по 1988 год издавал в Париже газету «Вечерний звон»[2]. Одним из самых безобидных материалов «Звона» были рисунки, демонстрирующие чудесное превращения лица Солженицына в лицо Сталина[2].
В 1995 году изобрёл новое направление в живописи: он стал «уничтожать» деньги, расписывая политическими и философскими текстами и лозунгами, превращая тем самым банкноты в произведения искусства[6].
1997 — «Деньги — полная деноминация». При содействии газеты «АиФ». BoreyartGalerie, СПб.
1999 — «Толстые письма. Русское барокко в mail-art’e». Центр современного искусства, Москва.
2000 — «Définitions» (mail et money art). Tôtes, Normandie, France.
2002 — «Внутренняя жизнь артиста (выставка произведений организма)». Музей арт-центра, СПб.
2003 — «Деньги. Третье тысячелетие». Музей городской скульптуры, СПб.
2007 — «К 70-летию». Центр современного искусства, Москва.
2013 — «МЭЙЛАРТИССИМО. Посвящение Толстому». Центральный музей связи им. А. С. Попова, СПб.
2014 — «Памяти Толстого». Yport, Normandie, France.
Цитаты
Тореро с мулетой
«Я-то сам давно ни от кого не завишу. Настолько давно отказался от всяких либеральных субсидий и фондов, залов и издательств, делаю своё дело и выживаю сам по себе. И признали меня здесь, прежде всего сами французы, устраивают выставки, переводят стихи, называют „творцом новых форм“. Мои французские работы все уже проданы, а русские копятся, копятся. И уже новые художественные мафии недовольно смотрят из Москвы в мою сторону. Ну и хрен с ними»[9] — Владимир «Толстый» Котляров, 2000.
«Принципы вивризма с принципами художников контркультуры вовсе не совпадают. Художники контркультуры, то есть те люди, которые были так называемыми нонконформистами здесь, стали самыми заурядными конформистами там, на Западе. Дело в том, что их просто не устраивал один социальный режим, им хотелось жить при другом. Их не устраивала социалистическая модель общества, но устраивала буржуазная, капиталистическая модель. Когда они переехали на Запад, то стали вполне заурядными конформистами. Они нашли то, что искали: они создают свои произведения на рынок, бесконечно тиражируют одну какую-то идею, а вивризм именно против этого и протестует — вивризм протестует против товарного размножения художественной идеи, размножения художественной идеи на потребу денежному мешку. Деньги должны быть СЛЕДСТВИЕМ труда, следствием приложения интеллектуальной и физической энергии, а не целью»[1] — Владимир «Толстый» Котляров, 2003.
«Он любил жизнь, но верил в святой дух авангарда — радикального, шаманящего. Как футуристы и дада, он презирал дух наживы: на склеенных вместе купюрах всех стран мира Толстый писал рельефные, невероятно красивые, мерцающие стихи-манифесты, заклиная деньги знать своё место. А цену деньгам он слишком хорошо знал. В Париже, вместо того чтобы жить по правилам эмигрантского гетто, примкнуть к одному из идеологических кланов, торговать былым инакомыслием, Толстый укладывал асфальт, мыл — по завету Маяковского: „Я лучше в баре бл…м буду // подавать ананасную воду“ — тарелки в ресторане для проституток. Иначе говоря, стремительно становился парижанином. Лидеры гетто за 20 лет ухитрились не выучить ни слова по-французски, а Толстый вынырнул со дна жизни уже французским поэтом, ценимым местными словотворцами, и востребованным актером, обитателем квартиры под Эйфелевой башней»[2] — Михаил Трофименков, 2013.
