«37» — самиздатский литературный и религиозно-философский журнал, выходивший в 1976—1981 годах в Ленинграде. В предисловии к первому номеру указывалось, что главной задачей журнала является стремление «вывести культуру общения из дописьменного состояния»[1].
37 — номер квартиры, которую снимали супруги Виктор Кривулин и Татьяна Го́ричева пополам с Львом Рудкевичем (по адресу Курляндская улица, дом 20), и в которой также проводился философско-религиозный семинар под руководством Т. Горичевой[2][3]. Название также имело другой, скрытый смысл: в математике есть число — гармоническая постоянная, возможность оптимального выбора; единица, разделённая на это число, приблизительно равняется 0,37. В. Кривулин позднее писал, что остаётся для него «метафорой творчества». Кроме того, число 37 явственным образом напоминало о 1937 годе и Большом терроре[4].
Характеристики издания
Тираж журнала составлял от 5 до 100 экземпляров[1][5], объём — от 90 до 350 страниц[1]. Всего был выпущен 21 номер: № 1—9 в 1976, № 10—13 в 1977, № 14—16 в 1978, № 17—19 в 1979, № 20 в 1980, № 21 в 1981[1][6]. Экземпляры издания иногда переплетались кустарным низкокачественным способом, иногда — профессиональными переплётчиками[7]. «37» распространялся на бесплатной основе, и ни члены редколлегии, ни авторы текстов, ни машинистки не получали за свой труд материального вознаграждения[6].
Редколлегия
В состав редколлегии первоначально входили В. Кривулин (отделы поэзии, прозы, публикаций, литературоведения, хроники), Т. Горичева (отдел религии и философии, до вынужденной эмиграции в 1980)[8] и Л. Рудкевич (отдел науки, вплоть до отъезда Л. Рудкевича в эмиграцию летом 1977 года). Впоследствии отдел религии и философии редактировался Евгением Пазухиным и Виктором Антоновым[6]. С конца 1976 года по конец 1978 года членом редколлегии также была Наталья Шарымова (псевдоним Кононова), взявшая на себя отделы публикаций и прозы (она же с № 3 по № 10 являлась ответственным секретарём). Техническим редактором и переплётчицей многих номеров (а с лета 1977 года — и ответственным секретарём) являлась Наталия Малаховская[6].
Особенности издания
Одним из концептуально-композиционных мотивов «37» стало дистанцирование от облика и задач «толстого литературного журнала»[9] по образу, сформированному ещё в XIX веке и ставшему каноническим в советских образцах[6]. Канон «толстого журнала» предполагал соединение большой прозы с продолжением в нескольких номерах, небольших подборок стихов и статей, посвященных литературному процессу или его истории и его представителям как гарнир к основному прозаическому блюду.
В «37» большая проза появлялась периодически, но без продолжения из номера в номер, а целиком; стихи же печатались тоже стихотворными книгами. Так, была опубликована книга Вс. Некрасова «Стихи из журнала»[10], которая на годы определила хрестоматийный состав некрасовских стихов. Так же как книги стихов Е. Шварц, С. Стратановского, О. Седаковой, А. Миронова и др[11].
Важной подробностью была публикация, наравне с поэтами ленинградского андеграунда, поэтов московского концептуализма[12][13] — Д. Пригова, Л. Рубинштейна, а также других представителей московского андеграунда — И. Жданова, Г. Сапгира, Е. Харитонова, документация (с фотографиями) перфомансов группы «Коллективные действия», видеоинсталляций Ф. Инфанте. Важными были публикации авторов неофициальной литературы из других городов: в том числе прозы львовского прозаика Э. Буряковской с графическим иллюстрациями А. Аксинина[14]. Публикация московской неофициальной литературы было принципиальным жестом, демонстрирующим поэтам ленинградской «второй культуры»[15] их более традиционный и классический статус по сравнению с куда большей эстетической продвинутостью москвичей[16][17].
Прозаический отдел не занимал главенствующего положения во всё время существования журнала[6]. В первых двух номерах были напечатаны главы из романа Георгия Сомова «Cholera Morbus», посвящённого Александру Пушкину и отличающегося синкопическим, ритмически усложнённым стилем повествования в духе Андрея Белого. Впоследствии в журнале среди прочего были опубликованы: автобиографическая повесть Марьяны Козыревой «Девочка перед дверью» (о детских переживаниях, совпавших с годами Большого террора), повесть Бориса Иванова «Подонок» (о неофициальной культуре в Ленинграде 1960-х годов), повесть Беллы Улановской «Альбиносы» (образец литературы «потока сознания»)[6].
Научный отдел просуществовал относительно недолго (до эмиграции Л. Рудкевича) и появлялся лишь от случая к случаю. На его страницах публиковались материалы из архива Александра Любищева, статьи Л. Рудкевича о психоморфологии человека, выдержки из произведений Карла Поппера[1].
Журнальная критика и переводы
Журнал «Тридцать Семь» / 37. — №20, август-октябрь 1980. — Л.: Самиздат, 1980. — 200 с.; 30х21,5 см.
Важной особенностью «37» стала куда более современная и продвинутая критика. Что особенно проявилось после эмиграции курировавшей этот раздел Т. Горичевой и ослабления религиозно-философской составляющей[18][11], что привело к разногласиям в редакции и расколу, когда из редакции вышли В. Антонов и Е. Пазухин, протестовавшие против изменения религиозной направленности журнала[6].
Возрастающее влияние на политику журнала и его трансформацию оказывал Б. Гройс. Он начинал как участник религиозно-философского семинара Горичевой, писал статьи на религиозно-философские темы, среди которых — «Феноменологическая переписка» с Т. Горичевой[1][19]. Затем стал отдавать предпочтение статьям по теории искусства и культурологии, которые публиковал и раньше, но не столь часто. Именно в журнале «37» (№ 15 за 1978) Гройсом была опубликована первая версия его одной из наиболее знаменитых статьей «Московский романтический концептуализм» (впоследствии перепечатанной «Литературным "А-Я"»), положившей начало отечественной постмодернистской критике[20]. Публиковался Гройс как под своим именем, так и под псевдонимами Игорь Суицидов и Борис Иноземцев.
Не менее важным был вклад Гройса в развитие отдела переводов журнала. Гройс первым перевел на русский язык ряд рассказов Х. Л. Борхеса и публиковал статьи о нём, послужившие мостом для восприятия текстов московского концептуализма.
После вынужденной эмиграции Горичевой (из-за преследований КГБ после публикации альманаха «Женщина и Россия» и феминистического журнала «Мария»)[11], выхода из редакции Антонова и Пузухина, в редакцию были приглашены молодые филологи Л. Жмудь и С. Тахтаджян, принесшие с собой обостренную социальность и интерес к новой критике. В результате два последних номера (перед окончательным запретом журнала КГБ) существенно видоизменили облик и смысл «37»[21].
№ 20, вышедший в октябре 1980 после почти годичного перерыва и посвященный Т. Горичевой, оказался лишенным поэтического раздела (перекочевавшим в поэтический журнал «Северная почта», который Кривулин стал издавать вместе с С. Дедюлиным), а также лишился прозы, отдавая свои страницы исключительно под критику[6]. В этом и последующем 21-м номере были опубликованы главы из книги московского историка и теоретика архитектуры В. Паперного «Культура-2», впоследствии многократно перепечатывавшейся, статьи А. Раппапорта «К пониманию барельефов В. Е. Татлина», Б. Гройса «Две культуры в одной культуре» и «Истоки и смысл русского постструктурализма», пространная работа К. Бутырина о поэзии С. Стратановского, статьи С. Тахтаджяна (Л. Жмудь под нажимом КГБ был вынужден выйти из состава редакции)[11].
Эти трансформации подчеркивало редакционное предисловие к 20-му номеру, в котором читатель предупреждался, что «по существу перед вами новый журнал, связанный с предыдущим лишь некоторой преемственностью и самим названием „37“, от которого редакция решила не отказываться»[7][22].
Итоги
«37» по сравнению с другими самиздатскими журналами ленинградской «второй культуры» пользовался повышенным интересом как внутри страны[23], так и за рубежом, материалы часто перепечатывались и рецензировались[24].
По мнению Кривулина:
«Журнал существовал не для того, чтобы доказать возможность существования независимой культуры. Его главная цель заключалась в том, чтобы нащупать и сделать очевидной границу допустимого высказывания, обозначить пределы интеллектуальной свободы человека в условиях эстетико-идеологического прессинга советского официоза 70-х годов»[6].
Отмечая атмосферу в редакции, Кривулин писал, что все люди, причастные к изданию журнала:
«работали с крайним напряжением. Будущие номера обсуждали до хрипоты, доходило до ссор. Атмосфера… была накалённой, на грани истерики, но такое напряжение, на мой взгляд, необходимое условие существования человека в культуре»[6].
После ряда обысков, проведенных в квартире Кривулина[25], разнообразных угроз КГБ[26], отъезда в эмиграцию Б. Гройса спустя год после вынужденной эмиграции Т. Горичевой и отказа от участия в редактировании журнала молодых и амбициозных редакторов, на которых оказывалось давление КГБ, журнал вынужден был прекратить издание[27][28].
В. Кривулину в качестве компенсации было предложено возглавить первую версию того, что впоследствии стало называться Клубом-81[29][30][31], но он отказался[32][33].
Кривулин В. Б. «37», «Северная почта» // Самиздат (По материалам конференции «30 лет независимой печати. 1950—80-е годы». Санкт-Петербург, 25—27 апреля 1992 г.) / Редакторы-составители: В. Долинин, Б. Иванов. — Научно-информационный центр (НИЦ) «Мемориал», 1993. — С. 74—81. — ISBN 5-87427-001-9.
37 (Журнал; № 1—6, 7/8, 9—21, январь 1976 — март 81) // Долинин В. Э., Иванов Б. И., Останин Б. В., Северюхин Д. Я. Самиздат Ленинграда. 1950-е — 1980-е. Литературная энциклопедия. — М.: «Новое литературное обозрение», 2003. — С. 457—459. — ISBN 5-86793-216-8.
37 // Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР. 1950-е — 1980-е / Под общей редакцией В. В. Игрунова. — М.: Международный институт гуманитарно-политических исследований, 2005. — Т. 3. — С. 297—299. — ISBN 5-89793-034-1.
.png)
