В этой статье имеется избыток цитат либо слишком длинные цитаты. Излишние и чрезмерно большие цитаты следует обобщить и переписать своими словами. Возможно, эти цитаты будут более уместны в Викицитатнике или в Викитеке. (20 апреля 2011)

Проза Сергея Солоуха занимает в современной литературе отдельное, особое место. У него, одного из немногих, «как» превалирует над «что». Страстная ненависть к «совку», пронизывающая «Клуб одиноких сердец…», могла бы вызвать раздражение как пример безопасной борьбы с прошлым; «Картинки» могли бы показаться бессодержательными и скучноватыми — но этого не происходит, поскольку у Солоуха торжествует слово и торжествует ритм. Читатель, доверясь автору, забывает о своих сомнениях. Доверие вызывает владение искусством прозы, а сотканная Сергеем Солоухом словесная ткань блестит и переливается всеми красками, влечет и манит, захватывает и долго не отпускает.

— Андрей Урицкий

Замечательный писатель Сергей Солоух. К нему как-то сразу проникаешься симпатией. К тому же он оригинален. У него совершенно особенная манера письма. В нем нет казённой литинститутской замусоленности, советской писательской выучки. По чувству стиля, изяществу языка, ритму фразы, тонкой лиричности он явно выделяется в современной прозе.

— Николай Александров

Солоух стоит премии: его книги — это прекрасная, выверенная, стилистически безупречная проза.

— Лиза Биргер

Когда я думаю о Сергее Солоухе, на меня неизменно накатывает волна оптимизма; надо быть уж совсем круглым дураком, чтобы не понимать, что такой писатель мог быть дан только великому народу!

— Роман Лейбов

Основным конфликтом во всех произведениях писателя является столкновение личности и общества. Весь мир у Солоуха поделен на две принципиально несоединимые части — на мир обывателей и мир мечтателей. Этот типичный для романтизма конфликт в основном оформлен как противостояние отцов и детей. Симпатии писателя целиком и полностью принадлежат детям. Почему-то все время у него получается так, что дружба, любовь, да и просто бескомпромиссная увлеченность остаются за порогом двадцатилетия. Взрослость начинается с предательства. Именно поэтому такими важными становятся для автора переживания детей и подростков, которые Солоух описывает с поистине поэтическим увлечением.

— Анна Голубкова

«Шизгара» — роман-миф, едва ли не единственное подлинно эпическое произведение в русской литературе 90-х и, уж точно, один из лучших памятников поколению, которому западные рок-хиты заменили и государственный гимн, и фольклор.

— Михаил Эдельштейн

«Это первый роман из цикла „южносибирских“ историй Сергея Солоуха и первая оригинальная попытка в традиционном жанре представить групповой портрет своего собственного вызывающе нетрадиционного поколения, юность которого пришлась на золотую середину семидесятых. Создать своего рода эпическое полотно, стиль которого адекватно выражает стиль самой жизни этих „гадких детей“, холодно отвергающих мораль „суетливых предков“ и признающих исключительно „кайф-облом-кайф“ как единственную формулу своего существования. Детей, смешных возможно, ныне не одной уже только всеведущей судьбе».

«Какая „Свобода“, если речь о 197… годе!» — готов воскликнуть в тон одноименному персонажу Н. Г. Чернышевского наш вполне проницательный читатель. Но рецензент не оговорился. «Шизгара» — роман о том, как «вдруг» пропала свобода, которую славные (и не слишком) тинейджеры начала семидестых считали данностью…"

— Андрей Немзер

«Я здесь другое вижу: за тотальной иронией и желчным сарказмом, за идиотской ухмылкой и итээровским ёрничанием — боль, страх и жалость ко всем „несчастненьким“. И слышу безмолвный, детский, почти заячий крик, перекрываемый воплями „шизгары“: что сделали с нашей страной, с нашей Сибирью не ставшей Америкой и не оставшейся Россией? Зачем? За что? И осенит ли когда-нибудь Божья Благодать это веселое „языческое племя“…»

— Евгений Попов

«Это роман о попытке бегства от серой советской действительности, роман о стремлении к свободе и обреченности бунта. Это роман о поколении рок-н-ролла».

— Андрей Урицкий

«Сегодня я хочу порекомендовать нашим слушателям роман Сергея Солоуха „Шизгара“, выпущенный издательством „Время“ в книжной серии с многозначительным названием „Самое время!“. Именно этим романом Сергей Солоух некогда обратил на себя внимание и литературных критиков, и читателей. Время действия — пресловутые „годы застоя“, герои — те, кого сейчас называют тинейджерами, а в те баснословные года называли (вполне справедливо) „трудными подростками“. Вот как сам Сергей Солоух с ностальгической иронией описывает эту разновидность советских людей:»Поколение автора, беззаботное поколение детей with eyes turned within верило в мечту. В некое всеобщее счастье, кайф, если угодно праздник. И знаете, во-первых, смеяться над несчастными нехорошо, а во-вторых, на самом деле тогда, в безоблачной середине семидесятых, некий всеобщий и вечный праздник, казалось вот-вот в самом деле наступит. Праздник желания. Он был здесь, тут, не за горами, за углом, этот волшебный день, когда оковы тяжкие падут и свободный полет желания к единственной достойной цели — всеобщему и полному удовлетворению — не потревожит, не оборвет ни занудливый папаша, ни истеричная мамаша".Я думаю всем, кто интересуется современной русской словесностью, следует обратить внимание на роман Сергея Солоуха «Шизгара», выпущенный издательством «Время».

— Тимур Кибиров,радио Культура

«Самая мерзкая часть тела» — одна из самых странных книг в нашей прозе последних лет, приведшая в замешательство даже высоких профессионалов из букеровского жюри. Дело в том, что писатель решил опытным путём выяснить степень зависимости содержания от формы — и как истинный естествоиспытатель поставил эксперимент на себе. Для этого он переписал свой же предыдущий роман, радикально упростив синтаксис. Эксперимент принес свои плоды — оказалось, что новая форма провоцирует изменения некоторых сюжетных линий, да и герои начинают вести себя несколько по-иному

— Михаил Эдельштейн

«Принято думать, что жизни в Америке нет. Культурная Сахара, в которой любое млекопитающее — верблюд. Невыразимо скучное жвачное.
„Паппа Заппа“ — книга, опровергающая это расхожее убеждение. Оказывается, трехтысячеверстная гармошка, на которой наяривают два океана — Атлантический и Тихий, может рождать гармонию. А если не само прекрасное совершенство, то будущих творцов её. Ну, например, такого гения ушедшего двадцатого столетия, как композитор Фрэнк Винсент Заппа (1940—1993). Биография этого стопроцентного американского уникума, рассказанная Сергеем Солоухом, уже только поэтому произведение оптимистического жанра. Что само по себе не плохо в эпоху, когда из всего набора путеводных звезд в наличии лишь хвост Большой Медведицы. И то лишь в краткие часы внезапных перебоев с подачей электричества. Когда же загораются лампы и небо вновь становится черным, история жизни и творчества ФВЗ из сферы поэтической, ведет читателя в сугубо прагматическую. Потому, что поразительный успех истинного художника и творца в индустриальном обществе рисуется, не столько следствием чуда, неповторимого стечения обстоятельств, сколько системы и подхода. Фрэнк Винсент Заппа, как и подобает, соотечественнику, Форда и Эдисона, подарил человечеству не только бессмертные артефакты, но заодно с продуктом и чудный метод его воспроизводства. Великий и поучительный пример того, как не рынок употребляет творца, а творец товарно-денежные отношения, чтобы всю свою жизнь быть удивительно свободным, веселым и независимым. На зависть всем.

Такая вот прекрасная американская американистость, секрет феномена ФВЗ, о котором нам рассказывает Сергей Солоух. И что особенно приятно, хорошим русским языком».

Но выделим апологетический очерк-миф Сергея Солоуха «Одна любовь, один проект». Это про метро.

— Инна Булкина

Юбилейная книга-альбом «Метрогипротранс. 70 лет — одна любовь, один проект» написана живым, неофициозным языком, не в ущерб информативности, местами со своеобразной метросамоиронией. Для автора текста Сергея Солоуха «Метростроевский синтаксис — чистая радость от разбора предложения». Сама книга, впрочем, дает лишь основы такого внутреннего, имеющего свои функциональные проблемы метросинтаксиса, в большей степени являясь пособием по метрограмматике и метроморфологии. "Шестьдесят тысяч человек и сорок восьмивагонных пар поездов в час пик от «Серпуховской» до «Новослободской». Это линия на карте. Анфас. Но у неё есть второе измерение. Вертикальный профиль. Если ось трассы и план чертятся с любовью, где человек прошел, оставил след (там пусть поедет и помчится!), вид сбоку формируется уже в споре с водой и камнем. По геологическим показаниям. Радуга слоев буровой колонки и спектр ледникового коктейля определяют границы возможного и невозможного. А поскольку последнего нет и не может быть — то еще и цену удовольствия. Чем она выше, тем больше азарт. Мелочиться — не в характере восточных славян. Поэтому весь мир и смотрит с завистью и изумлением на наши строительные правила и нормативы. Закругления должны быть плавными (радиус 600 метров), подъемы и спуски незаметными (не более сорока пяти промилле).

— Александр Люсый, Знамя