Пу́стошь (ст.-слав. поустошь, от pustъ -пусто́й)[1]— запустевшая (пустопорожняя от людей), заброшенная территория, на которой когда-то существовало поселение[2], покинутое людьми из-за войны (нашествия), голода, смерти последних владельцев или исчезновения источников воды.
Близко к данному названию по смыслу и русское название «урочище». Пустошью также назывался удалённый от главного селения участок, не входящий в надел[3]. Сходное по звучанию и значению слово «пу́стынь» означает удалённую монашескую обитель, что ещё раз подчёркивает удалённость пустошей от обжитых мест[4]. Кроме того, пустошью называли заброшенное лядо — участок, возделанный при помощи выжигания и вырубания леса[5][6].
«Пустошь» как вид земельного владения начинает упоминаться в документах с конца XIV века[7]. В то время пустошами называли запустевшие, заброшенные земли, на которых когда-то были земледельческие поселения, но откуда крестьяне ушли из-за разорения, вызванного феодальными войнами, набегами татар, неурожаями, голодом, болезнями. В документах часто упоминается о распашке крестьянами пустошей[8]. Г. Е. Кочин полагал, что пустошами становились места опустевших деревень, а селищами — сёл[9].
В XX веке урочища-пустоши появились на месте населённых пунктов, сожжённых и разорённых во время Великой Отечественной войны.
От поселений на пустошах оставались кладбища и сенные покосы, заросшие дороги, пруды, яблоневые и грушевые сады[13], заросли сирени и липовые аллеи[14]. Остатки домов назывались «дворищами»[15], селений — «селищами», печей и очагов — «печищами»[16][17][18][19]. Необрабатываемые участки главный собственник территории (князь, воевода или царь) мог забрать или передать безвозмездно новому владельцу[20]. Пустоши без владельца обрабатывались коллективно — например, заросшая пашня использовалась для сенокоса.
Долгое время пустоши сохраняли имена прежних селений[21], которые часто возрождались на удобном месте под старым или новым названием. Земельные участки, долго пустовавшие, вновь заселялись, расчищались, раздавались или сдавались в аренду[10]. Необрабатываемые в течение многих лет земли становились непригодными для земледелия, зарастали лесом и требовали расчистки. Землевладельцы освобождали от податей тех крестьян, что обязывались восстановить пахотную землю на пустошах[22].
Часто удалённые пустоши пахали наездом, нерегулярно[23], без постоянного проживания на пустоши[24] и уплаты подати[22]. Пустоши приобретались для присоединения («припуска») к главному участку, чтобы распахивать их в те годы, когда основная земля оставалась под паром.
Упоминания в источниках
Оброчная Кириллову монастырю на пустоши в Вологодском уезде (1543 год). Пустоши упоминаются как владения монастыря между деревнями[25].
В Писцовой книге 1585—1586 годов записано в Черкизовскую вотчинуцаревича Иоанна Иоанновича (сына Иоанна Васильевича «Грозного») «… пустошь, что было сельцоМашкино … да к тому ж сельцу припущены в пашню две пустоши: пустошь Пестово, да пустошь Горбуново …».
« въ той ихъ монастырской вотчинѣ толко одну ихъ пустошь, что нынѣ деревня Чернецкое, а тѣ де пустоши прописали, потому что монастырь въ то время отъ розоренья литовскихъ и немецкихъ людей быль пустъ, и крестьянъ въ той вотчинѣ никого не было, и про тѣ земли писцомъ сказать было некому. А владѣютъ они тѣми своими вотчинными пустошми искони вѣчно, до разоренья литовскихѣ и немецкихѣ людей и послѣ разоренья и по се время, а спору де и челобитья ни отъ кого не бывало»[27].
« а тѣ де пустоши на оброкѣ за розныхъ чиновъ людми, а оброку де со всѣхъ съ тѣхъ пустошей въ вашу казну платятъ по пятнадцати алтынъ по двѣ денги на годъ. Да въ тѣхъ же де мѣстѣхъ наши пустоши лежать впустѣ, никто не владѣетъ...»[28]
↑Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси. — М.: Издательство социально-экономической литературы (Соцэкгиз), 1960. — С. 161, 166.
Черненко Д. А.Пустошь в структуре сельского расселения первой трети XVII в. // Землевладение и хозяйственно-демографические процессы в Центральной России XVII—XVIII вв. (опыт региональной типологии). — Вологда: Древности Севера, 2008. — С. 101—115.