Писатель и литературный критик Александр Кузьменков указал на серьёзные нарушения хронотопа в «Обители»: «СЛОН им. Прилепина — довольно-таки странное место. Горький в 1929 году, похоже, сюда вовсе не заглядывал. И безумный командарм Кожевников забыл написать манифест о восшествии на российский престол. И эпидемия азиатского тифа чудом прошла мимо лагеря. А сотрудник ИСО Киселёв, автор книги „Лагеря смерти в С.С.С.Р.“, бежал в Финляндию как минимум на год раньше срока… Власть советская чудит ещё пуще соловецкой. ЦИК и Совнарком ликвидировали НЭП досрочно, до 11 октября 1931 года. А сухой закон (1917—1923) отчего-то совместили с первой пятилеткой»[6].
Заимствования
А. Кузьменков отметил ряд заимствований в тексте Прилепина.
«Они должность дают по фамилии. Не понял? Ну, смотри. Счетовод — естественно, Серебренников… Зоологическая станция — Зверобоев». Аналогичное предположение высказано у А. Солженицына в «Архипелаге»: «И если уж 7-я рота артистическая, то ротный у неё — Кунст. Если Берри-Ягода — то начальник ягодосушилки»[6].
Фраза «Десятник взамен работы придумал мужичку другое занятие. Встав на пенёк, мужичок начал выкрикивать: „Я филон! Я филон! Я паразит советской власти!“» является прямым заимствованием из мемуаров Н. Киселёва-Громова «Лагери смерти в С.С.С.Р.» без ссылки на первоисточник[6].
Аналогичным образом использованы воспоминания Д. Лихачёва во фрагменте «Вдоль стен, избегая света фонарей, Артём побежал к дровяным складам… Полез между поленниц, сдерживая сип, рвущийся из глотки. Дрова были длинные — для монастырских печей, расцарапал щёку, нахватал заноз полные ладони, забрался как можно дальше и стих там, видя одну звезду над головой»[6].
Так же Прилепин процитировал «Неугасимую лампаду» Б. Ширяева: «Выше бороду, поп, скоро Бога увидишь, — напутствовал Ногтев батюшку Зиновия, отправляемого на общие работы»[6].
По мнению А. Кузьменкова, автор заимствовал у старших товарищей даже новояз: «журчеёк» (П. Дудочкин, 1988)[7], «бурлыкать» (Л. Петрушевская, 1992). В то же время роман обильно уснащён современным жаргоном, в 1920-е годы неведомым: «приблуда», «добазариться», «разборка», «с бодуна»…[6]
Имя главного героя — Артём Горяинов — явная отсылка к Александру Петровичу Горянчикову из «Мёртвого дома», считает А. Кузьменков[6].
Мощный, прямо-таки неожиданный, какой-то лев-толстовский по силе изобразительный талант автора с лихвой, с запасом крест-накрест перекрывает условности композиционной конструкции.
Новый роман Прилепина «Обитель» с большим запасом компенсирует все выданные ему ранее авансы без малейших сомнений и перемещая его в главные писатели современности.
Несмотря на пронизанность христианскими мотивами, «Обитель» повествует отнюдь не об обретении веры. Перед нами не богоискательство, а отстранённое богосозерцательство. Острое осознание незримого присутствия Бога, растворения во всём божественного начала при полном его неприятии и нераскаянии.
Каждая попытка рассуждать кончается либо термоядерным паралогизмом («Человек тёмен и страшен, но мир человечен»), либо до дыр истрёпанной банальностью («Русскому человеку себя не жалко»). Более или менее внятно романисту удалось сформулировать единственную мысль: палач и жертва неотличимы друг от друга, одинаково жестоки и в равной степени омерзительны. Впрочем, на этой торной дороге оступиться при всём желании невозможно.
Издания
Захар Прилепин. Обитель. — М.: «АСТ», редакция Елены Шубиной, 2014.
Захар Прилепин. Обитель. — М.: «АСТ», редакция Елены Шубиной, 2015. — 746, [6] с. — (Проза Захара Прилепина).
↑Кроме того, слово «журчеёк» встречается в произведениях 1929 года «Бритый человек» А. Мариенгофа и «Моя летопись» Н. Тэффи, а также в «Землянке» (1910) В. Каменского.
↑Александр Свирилин. Одна осень Артёма Горяинова. Литературный интернет-проект «Журнальный зал» (статья из журнала «День и ночь», № 5, 2014 год) // magazines.gorky.media