В своём третьем историческом романе Загоскин обратился к временам княжения Владимира Святославича; противостояние язычества и христианства переплетается в нём с династическим конфликтом.
Произведение романтическое, с заметным влиянием «готики», основанное в большей степени на преданиях, чем на исторических фактах, «Аскольдова могила», по свидетельствам современников, была прохладно встречена в литературных кругах, где в это время уже утверждался реализм. Широкая читательская аудитория эту строгую оценку не разделяла: в XIX и особенно в начале XX века «Аскольдова могила» переиздавалась неоднократно, находит своего читателя и в наши дни.
В 1835 году на основе своего романа Загоскин написал либретто для одноимённой оперыАлексея Верстовского, восторженно принятой современниками, не забытой и в наше время, в чём есть заслуга и писателя.
Михаил Загоскин был уже автором многих сочинений, когда роман «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» принёс ему наконец всеобщее признание[1]. «…Все, — писал Сергей Аксаков, — обратились к Загоскину: знакомые и незнакомые; знать, власти, дворянство и купечество, учёные и литераторы — обратились со всеми знаками уважения, с восторженными похвалами…»[2].
От писателя ждали новых исторических романов, но опубликованный в 1831 году «Рославлев, или Русские в 1812 году», по свидетельству С. Аксакова, был встречен уже не столь восторженно, вызвал немало споров[3]. Так, А. Пушкин в том же году взялся за сочинение собственного «Рославлева» — в противовес Загоскину[4].
Третий, написанный в 1833 году роман «Аскольдова могила», имел, как пишет С. Аксаков, «гораздо менее успеха, чем „Рославлев“»[5][6]. Историк Юрий Беляев полагает, что речь идёт скорее о восприятии этих романов в литературной среде: количество их переизданий свидетельствует о том, что Россия читала Загоскина[7][8]. Это признавал и Виссарион Белинский: «Появление каждого нового романа г. З. — праздник для российской публики. […] Публика не хочет и знать, что говорит о нём критика: она знает его сама, а на критику смотрит, как на непризванного судью в чужом семейном доме»[9]. Разочарование литературных кругов имело более общие причины — охлаждение к самому жанру исторического романа, как явлению романтизма; проза на современную тематику в это время уже тяготела к реализму и психологизму; романы Загоскина этим новым требованиям не отвечали[7][10].
Михаил Загоскин. Гравированный портрет из журнала «Нива»
Обращение писателя к истории России было обусловлено, с одной стороны, увлечением образованного общества исторической прозой, прежде всего романами Вальтера Скотта, а с другой — возрастающим интересом к собственному прошлому, в том числе к истории Древней Руси. Ещё в 1810 году была опубликована незавершённая повесть М. Муравьёва «Оскольд», в 1828 году А. Бестужев написал повесть «Роман и Ольга», а К. Батюшков в 1832-м — повесть «Предслава и Добрыня»[11][12]. Загоскин в своём третьем романе вновь обратился к одной из тех эпох, с которых, по его словам, «начинается как бы новое существование народов в их политическом и нравственном бытии»[13]. Кроме того, как признавался сам автор, ему захотелось погрузиться в те далёкие времена Руси, «когда в дремучих лесах её перекликались лешие и раздавался хохот хитрых русалок; когда в бурные осенние ночи, на вершине Кучинской горы, собирались колдуны, оборотни и злые ведьмы или, купаясь в утреннем тумане, резвились меж собой вертлявые кикиморы, и грозный Бука, на сивом коне своём, носился по лесам и долам…»[14].
Историческая основа
В «Аскольдовой могиле» Загоскин обратился к временам слишком отдалённым, слишком мало изученным, чтобы написать действительно исторический роман[5][10]. Писатель предвидел упрёки в исторической недостоверности его повествования и в первой главе романа писал: «Пусть называют мой рассказ баснею: там, где безмолвствует история, где вымысел сливается с истиною, довольно одного предания для того, кто не ищет славы дееписателя, а желает только забавлять русских рассказами о древнем их отечестве»[14].
События, о которых рассказывается в романе, отнесены автором к 80-м годам X века, к недолгому периоду между захватом ВладимиромКиева в 978 году и его крещением, состоявшимся в 987 году[15]. Княжение в Киеве Владимир Святославич начал с того, что устроил рядом со своим двором языческоекапище, но, по преданию, христианство в это время уже распространялось на подчинённых Киеву землях; христианки, как считают историки, были и среди жён великого князя[16].
Помимо Владимира Святославича, в романе есть ещё одно историческое лицо или, по крайней мере, персонаж, имеющий исторический прототип: варяг Буды (или Будый) — в русских источниках он именуется Блудом[17][18]. Согласно летописной традиции, он был дядькой («кормильцем») и воеводой киевского князя Ярополка Святославича, но изменил ему, предоставив Владимиру возможность в 978 году убить старшего брата, — это единственный почерпнутый в летописях факт биографии одного из главных героев романа[17][19]. В «Аскольдовой могиле» это персонаж без имени, автор называет его «неизвестным» и «незнакомым», но в главе 3 второй части романа «незнакомый» рассказывает, как, будучи приближённым и любимцем Ярополка, отдал его в руки Владимира, — сознаётся в том самом деянии, которое летописцы приписывают Блуду[20][19].
По версии В. Н. Татищева, Блуд был убит Владимиром за то, что предал своего государя, Ярополка, однако летописи утверждают, что в 1018 году он был ещё жив, и называют его пестуном Ярослава[19]. В образе «неизвестного» соединились обе версии: Владимир не убил его, но проклял; у Загоскина великий князь и убийство Ярополка приписывает «гнусному предателю Блуду»[21].
Есть в романе ещё один персонаж, которого некоторые исследователи считают историческим лицом: верховный жрец Перунова капища Богомил, прозванный Соловьём за своё сладкоречие[18][22]. Татищев, ссылаясь на Иоакимовскую летопись, упоминает его в связи с крещением Новгорода; Загоскин ввёл Богомила в свой роман с тем же прозвищем и в эпилоге даже отождествил его с былиннымСоловьём-разбойником[18][22][23].
На основной конфликт романа — противостояние христианства и язычества — накладывается династический конфликт. У Загоскина «неизвестным» в его борьбе против Владимира движет желание восстановить историческую справедливость: династию Рюриковичей он считает незаконной[24]. Как сообщает «Повесть временных лет», правители Киева Аскольд и Дир, бывшие дружинники новгородского князя Рюрика, в 882 году были убиты Олегом, пожелавшим присоединить город к своим владениям[25]. По преданию, сохранённому летописцем, Аскольд был убит и похоронен на Угорской горе близ Киева[26]. Считалось, что во время своего похода на Византию Аскольд принял христианство, потому и на могиле его некто Ольма позже построил церковь Святого Николы[26][27]. По этой же причине у Загоскина члены киевской христианской общины тайно собираются по ночам у Аскольдовой могилы, на развалинах церкви[28].
По свидетельству С. Аксакова, «благочестивые» читатели ценили «Аскольдову могилу» выше всех прочих сочинений Загоскина как роман, посвящённый борьбе христианства с язычеством[29]. Тем не менее при публикации романа автор столкнулся с цензурными проблемами. Нарекания вызвало описание неправедной жизни Владимира до крещения, заимствованное писателем в «Истории государства Российского» Н. Карамзина и в русских летописях[29][30].
Известный цензор А. В. Никитенко сообщал, что «плохой роман» Загоскина подвергся разбору московских цензоров, которые нашли в сочинении «что-то о Владимире Равноапостольном» и сочли, что роман подлежит рассмотрению духовной цензуры, которая «вконец растерзала бедную книгу»[11][31]. Загоскин обратился за помощью к шефу Отдельного корпуса жандармовА. Х. Бенкендорфу и получил разрешение на публикацию, правда, «с исключением некоторых мест». После чего, рассказывал Никитенко, к Бенкендорфу обратился обер-прокурор Святейшего Синода «с жалобою на богомерзкий роман Загоскина»[11].
Митрополит МосковскийФиларет усмотрел в романе «такое смешение предметов священных и светских, от которого нельзя не опасаться соблазна»[32]. Не всем понравился и образ Неизвестного: в 1850 году, по случаю переиздания романа, один из цензоров писал в Московский цензурный комитет: многое, что было терпимо 17 лет назад, теперь не может быть одобрено. «Буйные речи Неизвестного, — считал цензор, — будут для многих камнем преткновения и соблазна»[29].
Несмотря на протест духовной цензуры, роман «с исключением некоторых мест» был всё-таки издан в Москве в 1833 году в типографии Н. Степанова[11][8].
Сюжет
В рыбацкой деревушке на берегу Днепра близ Киева появляется Неизвестный. Он прославляет времена «законных князей» Аскольда и Дира и пытается настроить рыбаков против князя Владимира[33].
Восемнадцать лет назад этот человек прятал в лесу правнука Аскольда; но ребёнка похитили приближённые Святослава, и теперь он разыскивает среди дружинников Владимира молодого человека, не знающего ни отца, ни матери и носящего на шее золотую гривну, — желая свергнуть Владимира и посадить на киевский стол «законного наследника»[34].
Неизвестный обращается за помощью к Богомилу, верховному жрецуПеруновакапища[35]. Однако жрец не знает, что для него выгоднее — помочь Неизвестному в его розысках и, следовательно, в борьбе с Владимиром, который всё больше отвращается от Перуна, или выдать заговорщика князю. Богомил знает обладателя золотой гривны с надписью «Аскольд, князь Киевский», но не сообщает об этом Неизвестному, а дружинника, ни во что его не посвящая, жрец давно убедил никому не показывать амулет и не рассказывать о нём. Он и Неизвестного убеждает в том, что гривной, скорее всего, завладел кто-нибудь ещё при похищении ребёнка[36].
Молодой дружинник, княжеский отрок Всеслав влюбляется в дочь дровосека, живущую в глухом лесу недалеко от Киева[37]. Её молитвы у могилы матери воскрешают в юноше детские воспоминания о княгине Ольге, в доме которой он недолгое время жил. Своими переживаниями Всеслав делится с другом детства, княжеским стремянным Стемидом: оба сироты, они выросли в доме Малуши, матери Владимира[38][18].
Сведения, собранные его помощником Торопом, убеждают Неизвестного в том, что Всеслав и есть правнук Аскольда[39]. Он сообщает об этом дружиннику, как и о своём намерении передать ему киевский стол; но княжеский отрок не хочет восставать против Владимира, ему ненавистна измена[40]. В то время как возлюбленная Всеслава, Надежда, вместе со своим отцом, Алексеем, возглавляющим местную христианскую общину, пытается обратить дружинника в свою веру, Неизвестный стремится пробудить в нём честолюбие и властолюбие[41].
Чтобы убедить Владимира и «многих нечестивых граждан киевских» в величии Перуна, Богомил решает принести в жертву божеству малолетнего сына христианина Феодора. Отец и сын погибают; страшное зрелище окончательно отвращает Всеслава от язычества[42]. Он раскрывает Алексею тайну своего рождения; иерей в разговоре с Неизвестным обещает донести о его замыслах Владимиру, полагая это «долгом каждого русского». Неизвестный убивает Алексея[43].
По наущению Неизвестного, желающего настроить Всеслава против князя, ключник Вышата похищает Надежду для утех Владимира. Пытаясь спасти невесту, Всеслав убивает одного из дружинников и вынужден скрываться от княжеского гнева[44]. Ему удаётся с помощью Торопа вызволить Надежду из Предиславина, где томятся наложницы князя, но Вышата высылает за беглецами погоню[45][46].
Тороп приводит Всеслава и Надежду на берег Днепра, к разрушенной церкви, где их ожидает единственный человек, который может спасти, — Неизвестный со своим челноком. Из развалин выбегает Стемид; приняв его за посланца Вышаты, Неизвестный, защищая Всеслава, смертельно ранит стремянного — и обнаруживает на его груди золотую гривну. Потеряв всякий интерес к княжескому отроку, Неизвестный уплывает прочь, увозя с собой Торопа и мёртвого Стемида; Всеслав и Надежда, преследуемые Вышатой, бросаются с высокого утёса в Днепр[47][48].
Основные персонажи
Критики отмечают, что некоторые второстепенные персонажи, прежде всего Тороп Голован и дружинник Фрелаф, удались автору лучше, чем главные герои, недостаточно прописанные[5][49].
Изображение Владимира Святославича на его серебрянике, прорись
Владимир Святославич. Великий князь впервые появляется в романе только в главе 4 третьей части; его образ в большей степени складывается из рассказов других персонажей, свидетельствующих главным образом о его распутной жизни, необузданном нраве, жестокости и мстительности[50]. Между тем Богомила беспокоят разочарование князя в языческих богах и его излишне лояльное отношение к христианам[51]. «Чудесная метаморфоза» происходит, когда юноша-христианин Дулеб, чья невеста была похищена для княжеских утех, ценою собственной жизни спасает Владимира на охоте. Встреча с Дулебом, его обличения и вместе с тем прощение меняют отношение князя к христианам[48].
Неизвестный (также «незнакомый» и «незнакомец»). «Колоссального роста мужчина, лет сорока пяти, с окладистою русою бородою»[52]. Дед Неизвестного был приближённым Аскольда; как сообщает в романе Богомил, этот человек «взял на себя клятвенное обещание, не выполненное ни отцом его, ни дедом: воздать злом за зло, кровью за кровь»[53]. Этой цели Неизвестный посвятил всю свою жизнь, у него нет ни дома, ни жены, ни детей. Рано умершая внучка Аскольда поручила Неизвестному заботу о своём малолетнем сыне; он называет себя Веремидом — именем отца Аскольдова правнука, потому что подлинное его имя «проклято всеми народами»[54]. Он жил у печенегов и подружился с их князем, сумел склонить на свою сторону императора Византии. При этом, утверждает Неизвестный, он не желает зла своим согражданам, и правнук Аскольда, как человек, который может княжить по праву, нужен ему в том числе и для предотвращения безначалия и междоусобия[55].
Всеслав. 22-летний дружинник, отважный и искусный воин, любимый отрок Владимира; предубеждённый против христиан, он не находит удовлетворения и в языческой вере[56]. Встреча с Надеждой, общение с её отцом постепенно изменяют характер и мировоззрение Всеслава[18]. «Поставив в центр романа ищущего героя, — пишет литературовед А. Шохина, — Загоскин заставляет силы добра и зла бороться за обладание его душой»[57].
Надежда. Девушка-христианка, дочь руководителя киевской христианской общины Алексея. Исследователи считают, что глухой лес, в котором Надежда живёт уединённо, не участвуя ни в каких девичьих забавах, — романтическая «модель мироустройства с идиллическим типом пространства». В своём лесу Надежда и Алексей обретают гармонию, атмосферу «духовного благополучия и христианской любви к ближнему»[46].
Алексей. Иерей; в прошлом воевода Ярополка по имени Варяжко, теперь он зарабатывает на жизнь рубкой дров для киевлян[58]. По описанию автора, Алексей имеет «величественный и вместе кроткий вид старца»; с седой бородой до пояса, со взором добрым и простосердечным — это, считают исследователи, идеализированный национально-религиозный характер. Хотя он далеко не главный герой романа, именно Алексей в «Аскольдовой могиле» противопоставлен князю-язычнику и княжескому окружению[48].
Богомил. Верховный жрец Перуновакапища по прозвищу Соловей, главный в романе борец с христианством. В минуту отчаяния он готов был убить Владимира как вероотступника; торгуясь с Неизвестным, требует, в случае победы противников князя, смерти всех христиан, неохотно соглашаясь на простое изгнание[59]. Живёт Богомил в мрачном здании на вершине Кучинской горы; молодым дружинникам князя рассказывает, как христиане, собираясь по ночам у Аскольдовой могилы, едят малых детей и пьют человеческую кровь, творят такие страшные дела, что даже киевские ведьмы обходят это место стороной[60][18]. В народе он славится своим обжорством и скаредностью: «сам ест за десятерых, а домочадцев своих морит голодом»[61].
Тороп Голован. Гудошник, «что хотите: сказочку ли сказать, песенку ли сложить — на всё горазд»[62]. Человек небольшого роста, но с огромной головой, за что и прозван Голованом. У него были, пишет Загоскин, «красные и раздутые… щёки, небольшие прищуренные глаза, рот, который почти соединял оба уха, круглый, вздёрнутый кверху нос, и вдобавок какая-то простосердечная и в то же время лукавая улыбка, от которой нос кривился в одну сторону, а рот в другую…»[63]. Этот плутоватый персонаж в романе, в отличие от оперы Верстовского, отнюдь не воплощает доброе начало, являясь орудием воли Неизвестного[64]. Тем не менее С. Аксаков считал, что именно Тороп особенно удался Загоскину: «Какая бездна неистощимой весёлости, сметливости, находчивости и русского остроумия!»[65]
Стемид. Стремянный князя, «молодой человек приятной наружности», верный и в службе, и в дружбе. Со Всеславом его связывает общее детство — сначала в доме княгини Ольги, затем на попечении её ключницы Малуши. По свидетельству Богомила, дружинники неразлучны как братья. Истинный язычник, непоколебимо верящий в леших, русалок и прочую нечисть, Стемид любит Всеслава, но не понимает; его душевные терзания и даже любовь Стемид и себе, и другу объясняет происками нечистой силы[66].
Фрелаф. Княжеский дружинник, варяжский витязь, «детина» с красным носом и рыжими усами[60], он не играет сколько-нибудь важной роли в развитии сюжета, но оказался одним из наиболее ярких персонажей романа. Ю. Беляеву этот персонаж напомнил шекспировскогоФальстафа: такой же трусливый и хвастливый, герой лишь в застольных попойках, он так же щедро одарён красноречием[49].
Юрий Беляев отмечает некоторую старомодность романа: в нём ещё чувствуются «элементы оссиановского, мрачного колорита, присущего предромантической манере и стилю раннего романтизма»[49]. «Аскольдова могила» — роман тайн, в котором сказалось и юношеское увлечение Загоскина «готической» прозой Анны Радклиф, в России до Вальтера Скотта самого популярного автора[49][67]. В написанной годом позже, в 1834 году, повести «Вечер на Хопре» Загоскин признавался: «Не могу описать, какое неизъяснимое наслаждение чувствую я всякий раз, когда слушаю повесть, от которой волосы на голове моей становятся дыбом, сердце замирает и мороз подирает по коже»[68][67].
Другой источник влияния не менее очевиден — историческими романами Вальтера Скотта зачитывалась вся Россия. За ним следовал Загоскин и в разработке характеров своих персонажей: как и у английского романиста, второстепенные персонажи в «Аскольдовой могиле» оказались прописаны лучше, чем главные герои[49]. Так, Фрелаф, по мнению Ю. Беляева, «делает более разнообразной, более „разноцветной“ психологическую палитру романа с её излишне контрастной чёрно-белой гаммой»[49]. С. Аксаков особо отмечал Торопа Голована; в целом достаточно критически оценивая роман, он писал: «Но в сценах народных, принимая их в современном значении, в создании личности весельчака, сказочника, песельника и балагура, Торопки Голована, дарование Загоскина явилось не только с тою же силой, но даже с бо́льшим блеском, чем в прежних сочинениях»[65].
Анастасия Шохина считает, что определённое влияние на «Аскольдову могилу» оказал и упомянутый Загоскиным в «Рославлеве» роман Софи Коттен «Матильда». Как и у Коттен, в «Аскольдовой могиле» центральным событием становится встреча девушки-христианки с приверженцем иной веры, который в конце концов склоняется к христианству. Как и в «Матильде», у Загоскина властитель похищает героиню, а влюблённый юноша освобождает её. И оба романа заканчиваются трагически[57].
С. Аксаков, сравнивая «Аскольдову могилу» с предыдущими историческими романами писателя, признавал, что Загоскин и здесь проявил уже высоко оценённый публикой талант сочинителя, но заметил, что это романтическое произведение разочаровало не только поклонников нарождающегося реализма, но и тех, кто ценил в Загоскине автора исторических романов, — недостатком «местного и современного эпохе колорита», который вообще трудно воссоздать, обращаясь к эпохе столь отдалённой[5].
Сведений о быте русского народа в дохристианскую эпоху почти не сохранилось, что побудило Загоскина обратиться к древнерусской литературе и фольклору, ввести в ткань романа сцены народных празднеств, использовать саги, сказки (о Звениславе, о Словене и Волхве) и песни (в частности, песню о Вадиме Новгородском)[30]. А. Шохина отмечает и зависимость «Аскольдовой могилы» от «Слова о полку Игореве»[30]. В самой структуре романа автор стремился передать дух былинного эпоса, и последнюю главу «Аскольдовой могилы» завершает своеобразный эпилог: после крещения дружинники Владимира плывут на север, в Новгородскую землю — Илья Муромец готовится к битве с Соловьём-разбойником[30][23]. Такая компенсация недостатка исторических сведений удовлетворила не всех; В. Белинский, похваливший в своё время «Юрия Милославского», писал: «„Аскольдова могила“ была могилою славы автора как исторического романиста; он сам это увидел и утешился тем, что из плохого романа сделал плохое либретто для хорошей оперы»[69]. Н. Котляревский считал роман «не чем иным, как романтической балладой со всем традиционным инвентарём мнимонародных аксессуаров»[70]. В начале XX века историк П. Головачёв отмечал, что с современной точки зрения историческая и бытовая обстановка романа «просто бутафория»[10].
Вообще же в произведениях Загоскина многих современников отталкивали политические воззрения автора, созвучные теории официальной народности, — его верноподданнические убеждения, идеализация старины, проявившаяся и в «Аскольдовой могиле», и, как выразился библиограф А. Круглый, «пламенный „патриотизм“ известного пошиба, которым проникнуты его романы»[71][72][73]. Так, С. Аксаков, отметив в романе множество мелодраматических эффектов, утверждал, что как любовное, так и политическое содержание «Аскольдовой могилы» вряд ли могло возбуждать сочувствие в читателе[5]. «Особенно, — писал Аксаков, — никого не удовлетворило окончание, развязка повести; происшествия слишком спутаны, натянуты, рассказаны торопливо, как-то сокращённо»[5]. К тому же самоубийство молодых героев, Надежды и Всеслава, не согласуется с духом христианской веры: это не мученическая кончина[5]. Вместе с тем критик считал, что «все сцены, в духе христианском написанные, прекрасны и так искренни, что их нельзя читать без сердечного сочувствия»[5].
То, что было плохо для русской литературы середины 1830-х годов, — откровенно романтический характер «Аскольдовой могилы» — оказалось кстати для романтической оперы: драматически напряжённые ситуации романа для сцены подходили как нельзя лучше, и в 1835 году Загоскин написал либретто для одноимённой оперыАлексея Верстовского[74].
В либретто многое пришлось изменить, отчасти по цензурным соображениям: причисленный к лику святых Владимир не мог быть даже упомянут на сцене, и действие пришлось перенести во времена князя Святослава Игоревича[75]. Соответственно, и основной политической линией стало не противостояние христианства и язычества (хотя и оно в опере присутствует), а борьба государственнических устремлений с феодальными усобицами[75]. Алексей, отец Надежды, превратился в «старого рыбака»[76], а в образе Неизвестного воплотились силы, противостоявшие единству Руси; получился характер ещё более загадочный и противоречивый: если в романе Неизвестный сам был варягом, то в опере он ненавидит варягов, которыми окружил себя князь, любит Русь, но Русь «дедов и отцов», в которой варяги играли не меньшую роль, чем при Святославе[75]. Трагический финал романа в либретто был заменён счастливой развязкой: князь прощает Всеславу убийство дружинника и разрешает ему жениться на христианке; Неизвестный, спасаясь бегством в бурю, гибнет в волнах Днепра[75][77].
Опера, по свидетельству Аксакова, имела исключительный успех; спустя 20 лет после премьеры он писал: «зрители не могут наслушаться и насмотреться на неё»[78]. Вплоть до начала XX века она не сходила со сцены, некоторым казалось даже, что и роман был бы давно забыт, если бы не опера Верстовского[79][70]. И хотя успех любой оперы зависит прежде всего от музыки, в данном случае, считал Аксаков, автор либретто «отчасти разделяет торжество с сочинителем музыки»[78]. По воспоминаниям В. В. Ястребцева, в 1894 году Николай Римский-Корсаков говорил ему, что считает сюжет «Аскольдовой могилы» настолько хорошим, что «за него не грех было бы взяться и современному композитору», и даже предположил: «кто знает, не возьмусь ли я сам когда-нибудь за него!»[80]
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — М.: Тип. Н. Степанова, 1833.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого/ 2-е изд. [Печ. с изд. 1833 г.]. — М.: Тип. В. Готье, 1853.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого/ Ист. роман : В 3 ч. — 5-е изд. — М.: Типо-лит. «Рус. т-ва печ. и изд. дела», 1895. — 271 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — СПб., М.: Т-во М. О. Вольф, 1898. — 285 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — СПб., М.: Т-во М. О. Вольф, 1902. — 336 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — М.: И. А. Морозов, 1902. — 292 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого : С рис. — М.: М. В. Клюкин, 1902. — 351 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого [С рис. худож. В. Н. Пчёлина]. — М.: Т-во И. Д. Сытина, 1902. — 197 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — СПб.: А. С. Суворин, 1902. — 455 с. — (Дешёвая библиотека).
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого : С рис. 2-е изд. — М.: М. В. Клюкин, 1911. — 296 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — СПб.: Скл. изд. у Н. И. Холмушина, 1912. — 384 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — Петроград: Скл. изд. у Н. И. Холмушина, 1915. — 304 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого : С рис. 3-е изд. — М.: М. В. Клюкин, 1915. — 294 с.
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — М.: «Воин и пахарь», 1915. — 247 с. — (Бесплатное приложение к журналу «Воин и пахарь». Вып. 11, 12, 13, 14).
Загоскин М. Н. Аскольдова могила. Повесть времён Владимира Первого. — Собрание сочинений М. Н. Загоскина. — М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1918. — Т. 2. — 276 с.
↑ 12Усов А.М. Н. Загоскин (неопр.). М. Н. Загоскин. Дата обращения: 11 февраля 2024.
↑Загоскин М. Н.Вечер на Хопре (неопр.). М. Н. Загоскин. Дата обращения: 11 февраля 2024.
↑Белинский В. Г. Кузьма Петрович Мирошев. Русская быль времён Екатерины II. Сочинение М. Н. Загоскина. Четыре части. Москва. 1842 // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Издательство АН СССР, 1955. — Т. 6. — С. 37.
↑ 12Котляревский Н. А. Николай Васильевич Гоголь. 1829—1842. Очерк из истории русской повести и драмы. — СПб.: Тип. И. Н. Скороходова, 1903. — С. 206.
↑Крупчанов Л. М. Загоскин, Михаил Николаевич // Русские писатели. Биобиблиографический словарь / под ред. П. А. Николаева. — М.: Просвещение, 1990. — Т. 1. А—Л. — С. 312.
.svg)
